Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мухиттин обещал прийти, — сказал Омер. — Я его, между прочим, уже один раз видел.
— На ужин вы, конечно же, останетесь? Нет? Как же так? Это никуда не годится. Ну хорошо, тогда расскажи еще немного, что делал в Лондоне. Сильно они нас обогнали?
— Сильно!
— Да… Но у нас теперь тоже кое-что делается. Как тебе на родине? Виден прогресс, а?
Дверь открылась, и вошел Мухиттин — как всегда, резкими, быстрыми шагами. Внимательно поглядел на Османа, точно не был с ним знаком.
— Ну, вот и третий пришел! — оживился Осман. — А мы как раз о тебе говорили.
Мухиттин никогда не был особенно дружен с Османом, поэтому его, должно быть, удивило это горячее приветствие. Насмешливо улыбнувшись, он переспросил:
— О чем говорили?
— О тебе! — сказал Рефик. — Вспоминали, как мы в старые времена играли в покер.
Мухиттин пожал руку Осману. Потом осведомился у Рефика и Омера, как они поживают, уселся в кресло, стоящее в углу взял со стола газету и принялся ее листать.
— Пожалуй, оставлю я молодежь наедине, — сказал Осман. Уже подойдя к двери, он остановился и спросил Мухиттина: — Как поживает твой сборник стихов?
— Спасибо, неплохо, — пробормотал тот.
— Да, оставлю-ка я вас наедине. Вы теперь инженеры, а мама так никем и не стала. — Он еще раз усмехнулся и осторожно прикрыл за собой дверь.
— Что случилось? — спросил Омер. — Почему ты нынче такой смурной?
— Ты же знаешь, я его недолюбливаю, — кивнул Мухиттин в сторону двери. — Или забыл? Ты, Рефик, не обижаешься на меня за то, что я так говорю?
— Нет, что ты!
— Кстати, а что вы обо мне говорили, пока меня не было?
— Да так, ничего особенного. Вспоминали старые шутки, — сказал Омер.
Замолчали. Никому не хотелось говорить. Слышны были голоса снизу и тиканье часов, стоящих у двери.
— Ох уж эти радости семейной жизни… — протянул Мухиттин. Встал с кресла, снял очки и начал протирать их платком.
— Ты их тоже недолюбливаешь? — спросил Омер.
— Даже и не знаю, что сказать. Не пойму: то ли любить, то ли ненавидеть.
Омер, улыбаясь, подошел к Мухиттину.
— Я тебя понимаю, — сказал он, положив руку другу на плечо. Поскольку он был намного выше Мухиттина, выглядело это так, как будто старший брат утешает младшего.
— Омер немного рассказал о себе, — сказал Рефик.
Мухиттин снова сел в кресло и надел очки.
— И что же ты рассказывал?
— Давай поговорим об этом как-нибудь потом.
— Хорошо. К тому же я сейчас надолго не задержусь. Мне нужно ехать в Бейоглу, я обещал. Зашел на минутку, чтобы тебя повидать.
— Все еще ездишь в Бейоглу, а? — спросил Омер. Он думал, что друг в ответ улыбнется, но тот не стал ни улыбаться, ни делать смущенный или лукавый вид — нахмурился и посмотрел строго.
Тут открылась дверь, и на пороге снова появилась горничная с подносом в руках. На подносе стояли три чашки с чаем.
— А я тебя видела, негодник ты этакий, — укоризненно сказала Эмине-ханым Мухиттину. — Сразу сюда убежал!
Увидев хмурое выражение на лице у Рефика, она больше не стала ничего говорить, взяла пустые чашки и ушла.
— Я не стал заходить на нижний этаж, — извиняющимся голосом сказал Мухиттин. — Увидел, что там гости…
— Когда будем уходить, зайдем туда вместе, — предложил Омер.
Снова замолчали, прислушиваясь к голосам внизу.
— А еще о чем говорили? — спросил Мухиттин.
— Ну, я немного рассказал о своих планах и идеях. А Рефик говорил о супружеской жизни. Точнее…
— Да-да, об этом мы и говорили, — перебил Омера Рефик. Сейчас, однако, при словах о супружеской жизни на лице у него появилась счастливая, беспечная улыбка.
— Женитьба сделала его очень смирным и благоразумным, — кивнул Мухиттин в сторону Рефика.
— Да он всегда таким был, — рассмеялся Омер.
Усмехнулся и Мухиттин:
— Это правда, но сейчас он стал еще более благоразумным, чем был.
Рефик посмеялся вместе с друзьями, но ощутил при этом какое-то смутное чувство вины. Потом Мухиттин начал рассказывать, как встретил по дороге одного своего школьного приятеля — из тех людей, которые словно специально созданы, чтобы другие могли над ними посмеяться. Затем начали вспоминать студенческую жизнь и еще больше развеселились.
Омер взял газету, которую только что листал Мухиттин.
— Гляньте, что пишут: «Вчера на площади Таксим произошло столкновение между трамваем и каретой, принадлежащей адвокату Дженапу Сорару. Карете причинен незначительный ущерб. Жертв нет». Узнаю Турцию! Английская газета такую, с позволения сказать, новость…
— Ты, выходит, теперь тоже, как некоторые, стал считать Турцию захолустьем? — внезапно перебил его Мухиттин. — Эту заметку напечатали, потому что в последнее время было много аварий, связанных с трамваями!
— Нет, он Турцию считает не захолустьем, а бесхозной страной, ждущей завоевателя, — вставил Рефик.
— Да нет, друзья, ну что вы такое говорите, — пробормотал Омер. — Ладно, мне пора. Ты ведь тоже пойдешь, Мухиттин?
Спускаясь по лестнице, они встретили Перихан. Рефик заметил, что жена покраснела, а друзья тоже как будто смутились.
Фуат-бей с семьей уже уехали. Джевдет-бей, сидевший, по обыкновению, в кресле, обрадовался, увидев молодых людей, и стал так настойчиво уговаривать их посидеть с ним немного, что пришлось согласиться.
— Ну что, куда теперь собираетесь? — спросил Джевдет-бей. — Развлекаться?
— Они-то уезжают, а я останусь, — сказал Рефик.
— Понятное дело. Ты теперь женатый человек. А вы, интересно, куда направляетесь? В Бейоглу бываете?
— Бываю время от времени, — сказал Мухиттин.
— Ишь, проказник! Слишком-то не увлекайся. Я в молодости совсем нигде не бывал. Сейчас думаю: надо было пожить в свое время, погулять! Но семья и дело важнее, не правда ли? Ты сейчас где работаешь?
— В строительной компании.
— Молодец, хвалю! А ты, Омер, не засиживайся, ищи скорее работу. Здесь не Европа. Здесь все по-другому…
— Я знаю, эфенди, — сказал Омер, поднимаясь.
Джевдет-бей, протягивая ему руку для поцелуя, проворчал:
— Только посмотрите на них! Не успели присесть, уже убегают. А ведь могли бы многому еще у меня поучиться!
— Вы такие красивые, — вздохнула Ниган-ханым и тут же, видимо поняв, что к Мухиттину это определение никак не подходит, прибавила: — Такие молодые… Непременно приходите как-нибудь к ужину. Обещаете? Я буду вас ждать.