Лара не нашла слов, только смогла кивнуть.

— Надеюсь, ты будешь умницей.

Комната, которая открылась ей, была велика, словно общий зал школы. Только потолок низковат, и окна будто бойницы. Освещали комнату электрические лампы.

Из мебели были только одинаковые шкафы, стулья, письменные столы и три странных кресла. Такие кресла Лара видела в комнате ужасов, в публичном городском саду, где за пять лик показывают страхи и куда младших детей не пускают. Вроде бы на кресло сажали еретиков, чтобы их мучить. В Церковном Крае до сих пор сажают, там суровые порядки.

Сделанные из толстых досок и массивных брусьев, кресла имели высокие спинки, к которым привинчены колпаки цвета тусклой бронзы. Как раз, если сядешь, голова окажется под колпаком.

А в одном из кресел сидела Безуминка!

Она едва взглянула на Лару, вновь уставилась в пюпитр, торчавший перед ней на гнутой штанге, и продолжила читать, отчетливо выговаривая каждое слово: — Седьмой эскадрон направляется в Линдес через Конт и занимает шлюзы. Шестнадцатый дивизион следует в Каллен и занимает позицию у железной дороги.

«Я раньше слышала такое, — вспомнила Лара. — Она диктует приказы военным частям, вот что».

Голос Безуминки звучал странно, словно… словно она была под хмельком и старалась говорить четче, чтобы язык не заплетался.

Безуминка перевернула лист на пюпитре и помотала головой под бронзовым колпаком. Она жмурилась и кривила губы, будто ее терзала изжога. Лицо девушки выглядело хуже, чем вчера. Она что, так и не выспалась? Кожа побелела, глаза ввалились.

Лара заметила, что Безуминка не просто сидит в кресле, а пристегнута к нему. Ремни охватывали ее тело под грудью и в талии, а ноги были прихвачены к подножкам.

«Ничего себе работенка! Никаких ста унций не надо. Пропади все деньги, я должна отсюда выбраться! То-то Удавчик намекал: „Не нанимайся на службу, которая проклята“! Но как отвертеться?»

Кроме Безуминки, в комнате-зале находился еще кое-кто. Двое жандармов в темно-синем, с револьверами и саблями. Они тихо сидели вдали у стены, покуривая папиросы, и табачный дымок уплывал в вытяжные окошки. Лица у свиней были совершенно равнодушные.

— Вот твое место, — указал профессор на пустое кресло. — Унтер! Помогите барышне устроиться и опустите ее шлем пониже.

Жандармский унтер безмолвно застегнул ремни и надвинул колпак на Лару, закрыв ей уши. Она поерзала, прислушиваясь, но голосов в голове не было.

— Я показываю таблицу. — Профессор повернул к Ларе пластину на штативе, покрытую короткими словами. — Ты запоминаешь, что там написано, и повторяешь вслух. Не спеши! Сначала микстура.

Жандарм поднес к ее губам стакан, наполовину налитый чем-то желтым. Из стакана в ноздри ударил резкий аптечный дух. Лара отдернулась, закусив губу.

— Пей. Настойка пьянь-травы, тебе понравится.

— Не хочу.

Рукой в белой перчатке унтер хлестнул Лару по лицу:

— Пей.

Сжав зубы, она отвернулась от стакана. Глаза защипало от слез. Свиньи!

— Валган, — прервав диктовку, сказала Безуминка, — когда тебя будут вешать, я буду тянуть за ноги. А потом станцую на твоей могиле.

— Продолжай вещание, не отвлекайся. — Унтер даже не взглянул в ее сторону, наблюдая за Ларой. — Зажму нос, сама проглотишь. Пей.

Захлебываясь и лязгая зубами о стекло, Лара выпила жгучую мерзость и закашлялась. Жидкость как битое стекло сползла вниз, в живот, и вскоре Лару охватило пьяное тепло. Голова закружилась, стало как-то по-дурному весело. Слова на таблице качались перед глазами. Лара казалась себе одинокой, как никто на свете.

— Запоминай и повторяй. Унтер, снять заземление.

Собака Валган нажал педаль внизу, позади кресла.

На голову обрушились вперемешку далекие и близкие голоса:

— Приказ понял, выполняю. Внимание, Безуминка, повтори для арсенала в Каллене: выдать шестнадцатому дивизиону пятьсот тысяч патронов к картечницам. Куда подогнать мотофургоны? У меня помехи из-за грозы, плохо тебя слышу. Безуминка, кого ты вешать собралась? Если тебя кто-то тронул, только скажи. Ты меня слышишь?

Последний голос принадлежал Удавчику. Лара пошевелила пальцами, глядя на его платок.

— Сгинь из эфира, пьянь, — огрызнулась Безуминка. — Сними обруч, час не твой!

— Имя. Что там происходит? — не сдавался Тикен.

Лара сдерживалась, но не вынесла обиды и заплакала:

— Валган! Он меня силой напоил!

— Лара, понял. О, дьявол, надо было проводить тебя. Пусть он выйдет.

— Выйди к Удавчику, — проговорила Лара, с ненавистью сверля унтера мокрыми глазами. Голос у нее срывался. — Ты не мужик, а блевотина.

— Эй, в Бургоне, хватит разбираться, надоели! — сердито встрял далекий голос. — Безуминка, вещай дальше!

— Отлично, связь есть, — кивнул профессор, наблюдавший за стрелками на приборах. — Продолжим с таблицей. Унтер, сходите на крыльцо и передайте прапорщику Тикену мой приказ: снять обруч и не вмешиваться в вещание.

Валган глядел на Лару как на жалкую собачонку, которая вдруг ни с того ни с сего укусила его. Распрямившись, он зашагал к выходу: рослый, плечистый. Лара поняла, что унтер сильней Удавчика.

«Но… он не смеет поднять руку на офицера!»

А как оно в полку, где сплошь выродки?..

Тикен уступал Валгану в росте и ширине плеч, зато ловко умел стравливать бойцовых псов, чтобы самому остаться в стороне и не марать рук.

Когда унтер вышел на крыльцо, Удавчик объяснял пришедшему Сарго:

— …и дал девчонке по мордасам.

— Да, гере корнет, — подтвердил Валган. — Той самой, которая вас подстрелила. Таких надо воспитывать, верно?

— Хм! — Сарго набычился, его кривой нос побагровел. — А тебе она что сделала?

— Не слушалась.

— Поди, в кресле сидела?

— Так точно.

— Когда я ей вломил, она была с оружием в руках. Это законно. Тикен, я иду под арест, за недосмотр… — Сарго скосился на унтера. — Если что, вели снести его в лазарет.

И он показал на Валгане, за что кулачные бойцы попадают в полк.

Такой уж полк был у Его Высочества!

— Извольте убедиться, граф. — Принц широким жестом пригласил Бертона подойти к столу, где была разложена одежда.

Граф испытал невольную дрожь, осматривая вещи. Да, никаких сомнений, все это принадлежало Лисси. Вот вышитые именные метки. С одной стороны платье и сорочка разорваны, но следов крови нет.

— Она жива? Цела? — проговорил он вполголоса.