Потёмки аутизма

Нам кажется, что услышать и понять «чужое сознание» не так уж трудно. Но эта «лёгкость» вчувствования – не более чем иллюзия. В действительности, это сложнейшая психическая операция, и неслучайно мы как следует осваиваем этот навык лишь в подростковом (то есть весьма сознательном) возрасте.

Вы, конечно, слышали об аутизме и, наверно, представляете себе в общих чертах таких больных. Человек, страдающий аутизмом, неплохо ориентируется в мире вещей, но в социальном мире он полный профан. И не потому, что он недостаточно хорошо понимает людей, а потому, что он не понимает, что они живые, то есть чувствующие и думающие существа.

Впрочем, чем «объяснять на пальцах», лучше показать на примере, каковым является диагностический тест, разработанный Саймоном Бароном-Коэном.

Представьте себе двенадцатилетнюю Машу, страдающую аутизмом, и её знакомую Свету, которые вместе с экспериментатором находятся в одной комнате.

Света кладёт свою куклу в коробку, стоящую на столе, и выходит. Экспериментатор предлагает Маше достать куклу из коробки и положить её в шкаф рядом с окном.

Маша выполняет задание, после чего экспериментатор задаёт ей вопрос: «Машенька, а когда Света вернётся, где она будет искать свою куклу?»

Сейчас стоп. Что, вы думаете, ответит Маша? Если бы Маша была здорова, то она бы, безусловно, сказала: «В коробке на столе» (нормальные дети способны дать такой ответ уже в четыре года).

Но Маша больна, она страдает аутизмом: она не понимает, что Света живёт в своей собственной – Светиной, а не в её – Машиной – субъективной реальности. И поэтому она говорит: «В шкафу у окна».

Если вы дадите себе труд подумать над этим нехитрым опытом, то я почти уверен, что в какой-то момент мурашки побегут у вас по спине…

Маша, вероятно, хорошая девочка, но мы все для неё – ходячие мертвецы, мы думаем не свои мысли, а её – Машины – мысли, мы живём не в своём, а в её – Машином – мире. Мы как та самая кукла из коробки.

Аутизм не предполагает другого сознания, другой точки зрения, другого взгляда. Аутист живёт в мире, где есть только один живой человек – это он сам. Впрочем, и себя-то ему почувствовать непросто, ведь если даже «один шимпанзе – не шимпанзе», что любил повторять выдающийся приматолог Роберт Йеркс, то что уж говорить о человеке, который совсем один.

Неслучайно, ко всему прочему, аутисты бывают весьма агрессивны и могут вести себя «бесчеловечно». На самом деле, они просто не понимают, что другой человек способен испытывать боль, страдать, мучиться. Они не знают, что он тоже живой. Не знают, потому что их зеркальные нейроны работают не так, как у нормальных людей.

При этом даже шимпанзе умеют обманывать и обладают чем-то наподобие чувства социальной справедливости. Так, если вы проведёте эксперимент, в котором служащий обезьянника будет на глазах у животного тихой сапой воровать бананы другой обезьяны, то шимпанзе начнёт предпринимать попытки ввести этого служащего в заблуждение. И ещё шимпанзе будет очень радоваться, если с ним случится что-то плохое.

Эта удивительная и крайне важная для выживания социальных животных способность думать о сородичах как о субъектах, преследующих свои цели и желания, думающих и чувствующих, обусловлена работой зеркальных нейронов.

Впрочем, эти нейроны Риццолатти создают лишь базу для понимания «чужих сознаний». Действительное, собственно человеческое понимание других людей, их мотивов и чувств, приходит к нам лишь с возрастом, благодаря долгому врастанию человека в культуру и большому опыту социального взаимодействия.