П.С. Паллас (1741–1811), учёный-энциклопедист, естествоиспытатель, географ и путешественник

P.S. Pallas (1741–1811), Gelehrter und Enzyklopädist, Naturforscher, Geograph und Reisender

Через тридцать лет после Великой Северной экспедиции, в которой участвовал И. Г. Гмелин, состоялась еще одна – столь же масштабная, вошедшая в историю изучения России и Урала как «Академическая». Возглавил ее академик Петр-Симон Паллас, а при нем были еще два «внимательных к делу описания» немца: Иоганн-Петер Фальк и Иоганн Готлиб Георги.

Эта экспедиция, говоря современным языком, была комплексной, изучала природу, этнографию, историю края; особое внимание обращалось на изучение гор и недр. Ее цель была проста и понятна – «дабы иметь несравненно исправнейший перед прежним Российским атлас». Разумеется, ставились не просто картографические цели – предполагалась вся совокупность «естественных наблюдений». Безусловно, первую скрипку в этой работе сыграл Петр-Симон Паллас, с которого, собственно, и началось изучение Уральских гор.

Среди геологов бытует шутка: мол, любой геологический отчет надо начинать словами: «Еще Паллас сказал…» Но в каждой шутке есть доля истины. «Наблюдения над образованием гор…» Петра-Симона Палласа в свое время перевернули все представления о строении Земли, дали начало всей новейшей геологии. Подобным образом могут шутить и географы, и историки, и ботаники, и зоологи, и этнографы: имя великого ученого-энциклопедиста вписано в историю и этих наук.

Фундаментом исследований Палласа были наблюдения во время путешествия по провинциям Российской империи в 1769–1774 годах. Тогда он объехал Поволжье, Урал, Сибирь и Забайкалье и сумел собрать столько материала, что обработка его затянулась на долгие десятилетия. Наблюдения во время экспедиции дали ему толчок для важных теоретических обобщений. Те же геологи поминают Палласа не случайно. Сопоставляя свои наблюдения в горах Урала и Сибири, он создал теорию горообразования. Как отметил в «Похвальном слове Далласу» его современник, французский палеонтолог Ж. Кювье, его теория «дала начало всей новейшей геологии, помогла дойти до настоящего понятия о строении Земли».

Чарльз Дарвин в своих научных трудах также ссылается на Далласа. По его мнению, он первый предвосхитил открытие теории об изменчивости видов.

Между тем, первый экспедиционный год ушел на объезд Поволжья. Но уже тогда Даллас «заглядывал» в земли Приуралья, встречался с первоисследователем Оренбуржья П.И. Рычковым. Автор «Топографии Оренбургской губернии» был неоценимым советником, и Даллас в своих дальнейших поездках руководствовался его наставлениями.

Путешественники на реке Ивдель, Северный Урал. Старинное фото

Reisende auf dem Fluss Iwdel im Nordural. Historisches Foto

Научных поездок по региону оказалось немало. Например, Паллас совершает поездку по Яику-Уралу и тут же описывает, что в реке водятся стерлядь и осетр «в таком количестве, что когда шли в верховья на икромет, то ломали запруды, и рыбу приходилось отпугивать пальбой из пушек». Затем Паллас последовал в Уфу вдоль реки Белой – Ак-Идели. И здесь в своих «дневных записях» он дает, пожалуй, наиболее полное для того времени описание быта, нравов и промыслов башкирского народа – например, пишет о знаменитом башкирском липовом меде. Он вообще очень педантичен и с немецкой точностью передает все, что ему довелось увидеть и услышать в Симе, Миньяре, Катаве, которые к тому времени уже были заложены.

Его книгу «Путешествие по разным провинциям Российской империи», собственно, трудно назвать книгой – это огромный фолиант в более чем шестьсот страниц; и вдобавок еще сто страниц «Прибавлений» с описанием животных и растений. Часть этих страниц написана непосредственно в Челябинской крепости, где Паллас обосновался в 1770 году, изучая Исетскую провинцию. Он объездил окрестности Челябинской крепости, наблюдая за перелетными птицами и изучая соленые озера между реками Миасс и Уй, пересек границу в опасные для путника киргиз-кайсацкие кочевья, чтобы осмотреть «каменные палатки» – мавзолей Кесене в районе современного райцентра Варна.

Кстати, к Челябинской крепости Паллас присмотрелся не сразу. Хотя экспедиция прибыла в столицу Исетской провинции в конце весны, на постой путешественники определились лишь осенью. Лето проколесили по Южноуралью. Паллас измотался так, что занемог глазами, и не сразу вернулось зрение. Не лучшими выпали челябинские девять месяцев академика, однако его немецкая обстоятельность и ученая любознательность оставили в «дневных записях» едва ли не самое подробное и живое описание Челябы первых десятилетий.

«Он укреплен по образу здешних крепостей деревянным строением и разделен на правильные улицы, – писал о Челябинске Паллас. – Стоит на правом берегу, и на левом предместье на высоком месте, чтобы не залило в половодье… В нем находятся каменная и деревянная церкви, а также различные изрядные публичные и приватные строения… Упражнение большей части жителей состоит в хлебопашестве… Сообщу и некоторые главные известия об Исетской провинции, в которой я столь долгое время прожил. Она из всех провинций Оренбургской губернии наиболее плодоносная и довольно уже населена… теперь засевают в провинции около ста тысяч десятин – рожь, пшеница, овес, ячмень. В хорошие годы хорошо родится и кормит Оренбургскую линию и часть Екатеринбургских заводов… В 1769 году неурожай был общий, но здесь хлеба хватило, голода не было. Здесь хорошо родятся белая репа, капуста и морковь».

Панорама старого Челябинска. Вид с юга

Das Panorama des alten Tscheljabinsk. Blick aus dem Suden

Немало интересного рассказал о Челябинске академик. Например, что челябинцы ставили сети не в воде, а на берегу (так издревле ловили перелетную птицу), и «изрядно добывали диких гусей». Промысел сей, к слову, занесен в народный календарь на 28 сентября – день святого Никиты-«гусятника». Или вот – удивительный обычай: «24 числа (марта), то есть в великий четвержок, множество из простого народа по древнему, от славянского еще язычества вскоренившемуся обычаю, в покрытой льдом реке купались. Сказывают, что в сей же самый день в древние времена праздновали Купалу, бога воды, как и в четвержок перед Троицыным днем, который именуется Семиком в честь славянской богини любви Лады и ее сына Диду». Вот откуда, оказывается, пошли челябинские «моржи». Просто поразительный обычай ухватил Паллас. Дело в том, что у славян, как и у их индоевропейских предков, в эти дни начинался новый год. Вообще, дни особого положения Солнца для индоевропейцев были священны. Они назывались Святками (зимние Святки – отголосок тех празднеств) и посвящались Белому Свету, одним из проявлений коего был Солнце-бог. Вот с такой седой стариной столкнулся Даллас на берегу Миасса.