– Эй, – оскорбляюсь я. – Мистер Бин, а ваша мечта – прислуживать хозяину этого дома?

– А у меня нет мечты, Мэгги, – хищно раздувая ноздри, отвечает он, – у меня есть только цели. Долгосрочные и краткосрочные.

– Я так понимаю, краткосрочные – это посадить розы, а долгосрочные – помочь приготовить обед? – весело спрашиваю я.

– Ты просто не знаешь цену деньгам, – в его голосе отчего-то слышится отвращение.

– Зато я знаю цену себе. И своей музыке.

Ему нравится мой ответ – он лукаво щурится и смотрит на меня оценивающе:

– И что, достигла ли ты столь же впечатляющих успехов, таких, как в уходе за розами?

– Все еще впереди, – отвечаю я с достоинством. Мистер Бин откровенно издевается:

– Так говорят все неудачники. Занялась бы ты лучше чем-нибудь полезным.

– Ну спасибо, – говорю я. – Вы просто гений мотивации. Моя самооценка взлетела до небес.

– Тебе не хватает отца, Мэгги. Дочь хозяина тоже занималась музыкой, тайно, – говорит он злорадно. – Но он дал ей понять, что не потерпит подобного. Долг отца – наставить ребенка на путь истинный.

– Долг отца – любить, – морщусь я. – Ваш хозяин – глупый и деспотичный мудак.

– Да ты что, – оскаливается мистер Бин. – Наш хозяин хочет, чтобы дочь не нуждалась. И не хочет видеть на своей репутации пятно в виде опустившейся идиотки, очередную пьяную тусовку которой обсуждает вся страна.

– Наверное, тяжело быть таким богатым, как ваш хозяин, – говорю я.

– Не знаю, – дергает он плечом.

– Постоянно нужно думать о том, как заработать новые деньги и не потерять старые. С ума сойти. Наверное, поэтому ни о чем другом он думать не может! Боже, как не повезло этой Диане, – продолжаю я с сочувствием. – Вместо того чтобы помочь, отец запрещает ей заниматься любимым делом.

– И как он должен ей помочь? Купить всех? – со скепсисом в голосе спрашивает он.

– Нанять нужных людей и сделать грамотный промоушен – с его-то деньгами это не должно быть проблемой, – отвечаю я. – Если эта Диана стоит хоть чего-нибудь, люди будут слушать ее. А если промоушен не поможет, значит, отец сможет ей объяснить, что музыка – не ее. Человеку нужно давать шанс, особенно если это твоя дочь.

– Какой еще шанс? Глупости все это, – каркающе смеется он.

– Даже преступникам его дают!

– Что-то ты умная не по годам, – фыркает мистер Бин.

– А вы – сварливый. Еще десять лет, и вы превратитесь в дряхлого старикашку с ужасным характером, – говорю я весело. – Смотрите на мир позитивно.

– Ха! – говорит он. – Займись чем-нибудь полезным, Мэгги. Зарабатывай деньги, чтобы не пришлось жить на улице. А лучше – выйди-ка замуж.

Я заливисто смеюсь – так громко, что с тонкой изогнутой ветки срывается испуганная птичка.

– А вы забавный!

Мистер Бин только лишь качает наполовину седой головой, явно сомневаясь в моих умственных способностях, но по его глазам я вижу, что и ему смешно. А потом он долго и нудно высказывает мне все это вслух. В какой-то момент мне кажется, что на меня кто-то пристально смотрит, и я резко поворачиваюсь к особняку, но никого не замечаю.

Через полчаса, поговорив и вволю воткнув друг в друга шпильки, мы прощаемся. Солнце над нами золотится, на голубом небе – ни единого облачка, безветренно – видимо, сегодня будет хорошая погода. Мне совсем не хочется спать. Все, что я хочу, – так это быстрее попасть домой. Беседа с ворчливым помощником повара помогла мне скоротать время.

– До свидания, мистер Бин, – говорю я. – Берегите спину от напряжения. И ворчите меньше.

– До свидания, Мэгги. Береги разум от иллюзий. И мечтай меньше, – отзывается он.

– А вы больше не работайте вместо садовника. Сад этого не заслужил.

Я улыбаюсь, машу ему и ухожу в сторону особняка, надеясь, что правильно запомнила местонахождение своих апартаментов. Ужасно хочется есть.

– Эй! – вдруг окликает меня мистер Бин. Я оборачиваюсь.

– Что?

– Подойди, – велит он и спрашивает зачем-то: – Есть на чем записать номер? Я мотаю головой и смеюсь:

– Вы хотите дать мне свой телефон? Вы, конечно, можете, но...

– Дура! – рявкает он. – Раз не на чем записать, запоминай.

И он диктует номер телефона по памяти и заставляет меня повторить. Память на цифры у меня отличная.

– Сегодня же позвони по этому телефону и скажи, что ты – от мистера Бина.

– И что, – спрашиваю я иронично, – мне дадут миллион? На меня смотрят, как на шевелящего усами таракана.

– Это номер телефона одного музыкального продюсера. Так, ничего особенного – он занимается с каким-то отребьем вроде тебя. Но я знаю, что он ищет хороших исполнителей. Позвони и скажи, что от мистера Бина. А потом сходи на прослушивание.

А потом он с чувством глубокого самоудовлетворения изрекает:

– Людям же нужно давать шанс.

Я удивленно смотрю на помощника повара. Откуда он знает музыкального продюсера?

– Второй зять моей сестры, – поясняет мистер Бин и хмыкает. – Должен мне денег.

На этой ноте мы с ним прощаемся, я повторяю, что позитив – это здорово, и убегаю. Свое окно я нахожу довольно легко и, перелезая через него, думаю, что, должно быть, у охраны сложилось обо мне крайне странное мнение.

Надеюсь, бледно-желтый куст будет в порядке. А из саженцев вырастут замечательные розы.

Диане кажется, что она стала круглой Луной – повисла в темном пространстве, не знающем течения времени, застыла неподвижным космическим телом в пустоте, потерялась среди слепящих огней в пространстве, которое существовало всегда и которого никогда не было.

А была ли когда-нибудь она сама?

Диана Эбигейл Мунлайт.

Ее имя пробуждает непонятную слабую волну чувств, и по Луне бегут стремительными геометрическими линиями странные узоры. С Земли их не видно. На Земле не знают, что она, Диана-Луна – живая, всего-навсего лишь замороженная, погруженная в вечный анабиоз.

Раньше бесконечность ее пугала, казалась предвестником забвения, теперь же она сама – часть бесконечности. Бесконечность вмерзла кристаллами в ее волосы, изморозью покрыла бледную кожу, пропитала словно слезами ресницы и стекает по холодным щекам.