– Я попрошу няню Валентины подержать ее у себя еще несколько дней. По-моему, ей еще рано приезжать домой. Тебе нужно немного больше времени.

Я смотрю на свои руки, стиснутые на коленях, и спрашиваю, не подымая глаз:

– Что случилось с этой женщиной, Джулиан?

Он вновь смотрит в окно.

– Расскажу, когда ты будешь готова. Обещаю, что тогда я расскажу тебе все.

Я обдумываю его слова:

– А если я никогда не буду готова?

Он возвращается ко мне, наклоняется и кладет руку мне на колено.

– Думаю, тебе лучше попробовать вспоминать самой, а не только слушать меня. Гипноз иногда помогает. Когда почувствуешь, что готова, мы попробуем.

Я выпрямляюсь и смотрю ему прямо в глаза:

– Я готова. Прошло два года, я не хочу больше терять ни дня.

Вокруг нет ничего знакомого. Я все еще жду, что хоть что-нибудь запустит работу памяти, но пока тщетно. Я просмотрела все фотоальбомы, разглядывая Валентину – дочь, которую не помню. Сегодня к вечеру няня привезет ее домой, и мы увидимся впервые с тех пор, как я приехала. Я нервничаю и переживаю: как бы она не догадалась, что чужая для меня. Джулиан уверяет, что лечение, которое я начну со следующей недели, поможет мне вернуть воспоминания, потому он и не стал рассказывать мне все. Я согласна, что важнее попытаться вспомнить остальное самостоятельно, чем заставлять его пересказывать мою жизнь в деталях. Только так я смогу определить, точны ли мои воспоминания или я думаю, что вспомнила, а на самом деле опираюсь на сказанное ранее. И все же я благодарна за короткую отсрочку перед тем, как мне раскроются вещи, которые, подозреваю, будет трудно принять.

В доме я уже чувствую себя свободнее, моя любимая комната – библиотека. Вдоль стен выстроились книжные шкафы из красного дерева, набитые великолепными томами классиков в кожаных переплетах, а пол устилает бордовый восточный ковер. Я могла бы часами сидеть в тишине и покое этой роскошной комнаты, утонув в глубоком кожаном кресле, обернув ноги пушистым пледом. Когда я здесь, вспоминать о том, что я оставила в Филадельфии, чуть-чуть легче.

Хотя я провела здесь несколько недель, кажется, что прошли годы. Мне так не хватает Гэбриела, что иногда буквально трудно дышать. Вчера вечером он позвонил, и Джулиан ничего не сказал, но по нему было видно – он предпочел бы, чтобы Гэбриел оставил меня в покое. Если в будущем мне предстоит жить здесь с мужем и ребенком, то придет пора расстаться с Гэбриелом, но пока я на это неспособна. Вчера, прежде чем распрощаться, я сказала, что люблю его и буду любить всегда и что ненавижу себя за ту боль, которую ему причинила.

Джулиан выше всех похвал. Он более чем терпелив и всячески старается, чтобы у меня было все необходимое. Чем больше времени я провожу с ним, тем яснее становится, что могло меня сразу в нем привлечь. Сознаю, что «знакома» с ним очень недолго и никто не совершенен, но он точно обладает большим, чем недюжинное обаяние. Если бы я не любила Гэбриела, возможно, у меня получилось бы думать о супружеской жизни с Джулианом во всех смыслах, но пока для меня это немыслимо.

Закладываю страницу и закрываю книжку. Последний пациент у Джулиана в половине пятого, так что дома он будет никак не раньше пяти. Решаю позвонить Джиджи. Четыре гудка, я уже готова повесить трубку, но тут она отвечает:

– Эддисон! Как твои дела?

– Хорошо. Мне грустно, но со мной все в порядке, Джиджи.

– Ох, солнышко. Что же на тебя навалилось, уму непостижимо. Как бы я хотела тебе помочь.

– Я слышу твой голос, и мне уже легче. Скучаю по тебе, – говорю я, стараясь не расплакаться.

– И я по тебе скучаю. Дом так опустел без тебя.

Она умолкает, и я слышу звук, похожий на сдавленный всхлип.

– Джиджи, – начинаю я. – Вы с Эдом для меня как семья. Единственная семья, которую я знаю. Вы всегда будете частью моей жизни, несмотря ни на что.

– Надеюсь, Эдди. Я так боюсь тебя потерять.

Знаю, она думает и о собственной дочери тоже.

– Скажи, тебе удалось что-нибудь вспомнить?

– По-настоящему нет, но некоторые вещи кажутся в каком-то смысле знакомыми. Джулиан ко мне внимателен, не подгоняет меня, и это действительно помогает.

Мы разговариваем еще минут пятнадцать, даже смеемся, и когда я вешаю трубку, то чувствую себя лучше, увереннее. Джиджи всегда так на меня действует. Снова беру книгу, которая так и лежит у меня на коленях, и пытаюсь читать, но не могу сосредоточиться. Снова думаю о Валентине. Я благодарна Джулиану, что он дал мне время освоиться, прежде чем привозить ее домой. Хотя я уверена, что им обоим было непросто провести в разлуке еще три дня. Мы с ним обсудили, что я должна ей говорить. Мы не хотим ее испугать, она еще слишком маленькая, чтобы осмыслить понятие амнезии. Сначала он предложил сочинить некую фантастическую историю, объясняющую, почему я так надолго ушла. Он придумал несколько сюжетов, больше похожих на сказки. Но чем больше мы размышляли, тем вернее казалось одно: мы хотим сказать Валентине правду, но сформулированную достаточно просто, чтобы она поняла, и убедить в том, что я бросила ее не нарочно.

Возвращаюсь к книге, но скоро веки мои тяжелеют. Я опускаю книгу на колени и засыпаю.

* * *

Будильник в телефоне звонит ровно в пять. Я просыпаюсь, книга падает на пол. День клонится к закату, и библиотека погружается в сумрак. Выпрямляюсь в кресле, потягиваясь и зевая, потом встаю и включаю лампу. Я немного измяла одежду на спине из-за того, что спала в глубоком кресле. Джулиан может вернуться в любой момент, а меньше чем через час приедет няня с Валентиной. Поднимаюсь по лестнице к себе в комнату, чтобы ополоснуть лицо и причесаться, и вдруг меня прошибает пот, а сердце несется вскачь. Двигаюсь тревожно, как олень под прицелом. Снимаю свитшот, кидаю его в корзину для стирки и натягиваю белый свитер, связанный косичкой. Сажусь за туалетный столик – из зеркала на меня смотрят усталые глаза. Массирую уголки глаз, в надежде это исправить, и подкрашиваю губы персиковым блеском. Интересно, что подумает Валентина: изменилась я или нет.

Вздохнув, отрываю взгляд от своего отражения, неохотно встаю и спускаюсь вниз. В животе все перекручено, как будто внутренности передрались между собой. Внизу уже стоит Джулиан.

– А, ты дома. Я так нервничаю, Джулиан, – говорю я, вцепившись в перила.

– Не волнуйся. Обещаю, все пройдет прекрасно, – отвечает он, и его спокойная уверенность и глубокий голос меня успокаивают.

– Да, конечно. Все пройдет прекрасно, – повторяю я.

– Идем, – говорит Джулиан, беря меня за руку. – Они приедут совсем скоро.

Мы проходим в холл, и в тот же момент открывается дверь и входят няня с девочкой. Я поражена тем, какой маленькой и наивной выглядит Валентина. Она замирает и, не отпуская нянину руку, смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Потом смотрит на женщину, которая улыбается и кивает на меня.