— Что это, Джон? Кто это пел? Это так чудесно…

— Песня, призывающая Бельтайн. Праздник расцвета и плодородия. Этой песне тысяча лет, а может, и больше. Кто же ее может петь, как не…

— Нянюшка!!! Смотри, это она!

— Не шуми, Джеки разбудишь. Конечно, нянюшка.

— Что это ты делаешь, ваше лордство!

— Обнимаю тебя. Становится прохладно.

— Я не замерзла.

— А сама-то ко мне прильнула!

— Это для твоего спектакля. К тому же, люди все приятные…

— Ты им тоже понравилась. Положи Джеки на сиденье. Выйдем к ним на секунду.

И она купилась на эту приманку. Устроила Джеки на необъятном сиденье «бентли» и повернулась к Джону…

… чтобы немедленно оказаться в его объятиях.

— Что… ты…

— Я же сказал — обнимаю.

И обнимал. По спине ползали знакомые змейки, низ живота сводило сладчайшей судорогой, грудь налилась и отяжелела от желания, а соски стали твердыми и болезненно-чуткими. Вероника Картер прильнула к груди Джона Леконсфилда, растворилась в его горячем дыхании, на мгновение с веселым ужасом отметив, как сильно он возбужден.

— Джон… отпусти… Это все голая техника…

— Нет… пока еще одетая…

— На нас смотрят…

— Ну и что? С их точки зрения все нормально.

— А с моей… нет…

Он не сводил с нее насмешливых, испытующих глаз, не размыкал стальное кольцо рук, прижимал ее к себе с прежней силой, а Вероника погибала от счастья.

— Я пить хочу…

Джон рассмеялся, отпустил ее и вылез из машины. Перепуганная собственными реакциями, Вероника последовала за ним, злясь на то, что этот человек может так легко превратить ее в желеобразное создание без костей и мозгов.

Ну его совсем. Надо найти Веру.

Это удалось, хоть и не без труда. Достойная хозяйка нетипичного английского сада, похожего на рай, яростно спорила с пожилым, приземистым и кривоногим человеком, который даже в процессе спора не вынимал изо рта отвратно смердящей трубки.

— … а я тебе говорю, Дик, что весь твой табак — ерунда и сплошной мусор! Настой из капустных листьев и помидорной ботвы — вот что тебе нужно! Блошка этого не переносит…

— Значит, это вообще не блошка, потому блошку такой хре… ерундой не взять. Ты, ваша светлость, справочники-то почитай, что я тебе давал! Перед войной написаны, не ваша нынешняя хре…

— Уж блошку-то я и без тебя распознаю, и без справочников! А вот лучше дал бы мне черенок той розочки, желтенькой такой… О, Ви! Какая радость! Какой праздник! Познакомься, это Дик-мельник, вообще-то у него уже нет никакой мельницы, зато лучшие розы — после моих.

— Что-о-о? Твое лордство, да у тебя ж против моих всего сортов десять!

— А вот этого не хочешь?!

С веселым ужасом Вероника смотрела на то, как знатная леди необыкновенно умело состроила кукиш кривоногому Дику, после чего перепалка было возобновилась, но тут какая-то рыжая девчушка увела Дика плясать.

Вера отдышалась и обняла Веронику за плечи.

— Я их обожаю. Здесь, в деревне, что ни человек, то легенда. Дик воевал вместе с французами, в Сопротивлении. Участвовал в секретных операциях. А потом переехал сюда, на родину, и вот уже тридцать лет разводит цветы. Продает, конечно, но если у него просто попросить, отдаст, не задумываясь…

— Вы всех-всех знаете?

— Конечно, милая! Я ведь тоже здешняя уроженка. Февершемы всегда были богаты и знатны, а Леконсфилды — победнее, но упрямы. Мне было шестнадцать, когда я влюбилась в отца Джонни, а он уже был помолвлен с матерью Кэролайн… Я тогда поклялась, что выйду за него. Никто не слушал, только нянюшка Нэн. Собственно, она и помогла… А мать Кэрри вышла замуж за еще одного нашего соседа и прожила с ним душа в душу…

— Вера…

— Что, милая?

— Как… они ко мне относятся?

— Хорошо.

— Это точно?

— Видишь ли, Марго никогда бы не задала такой вопрос, потому что все эти люди для нее просто не существовали. Она не замечала их и творила, что хотела, забыв, что в деревне все про всех знают. Все же на виду! И какой ты человек, сразу раскусят. Ты добра и красива, умна и тактична, неужели ты считаешь этих людей дураками, неспособными увидеть это и понять?

— Нет, но…

— Они все любят Джона, переживают за него, желают ему счастья. Ты им нравишься, это видно по глазам. А теперь извини, я обещала полечку местному аптекарю. У него подагра, так что это ненадолго. Выпей эля. Здесь его варят по старинным рецептам, на цветущем вереске.

Вера стремительно ринулась в людской водоворот, а Вероника осталась на месте. Вернувшийся Дик смахнул пот со лба и принялся усердно ухаживать за «молодой леди», то и дело подливая ей в стакан душистый и пряный эль и без умолку рассказывая о том, что ПРАВИЛЬНО готовить эль могут только в его доме, да у Пратчеттов, ну и, понятное дело, нянюшка Нэн, да только она, старая ведьма, дай ей Бог здоровья, никому не рассказывает, корицу-то сыпать в сироп либо прямо в чан…

Через четверть часа Джон пробился к Веронике и был встречен ее жизнерадостным смехом. Он с веселым изумлением уставился на румяную и веселую «тетю Ви», которая сидела на краю стола и болтала ногами.

— Синеглазая, а ты в курсе, что эль — горячительный напиток?

— Нет! У меня прошла голова! Вот только стол качается.

— Боюсь, это не стол… Может, пора отвезти Джеки домой? Заодно и ты проветришься. Решено, идем прощаться.

— Со всеми?!

— Конечно!

Он снова обнял Веронику за талию и повел сквозь толпу, раскланиваясь и улыбаясь со всеми направо и налево. Девушка тоже кивала и улыбалась, но мысли ее были далеко. Вернее, никаких мыслей у нее не было.

Была только теплота, разлитая в груди, было ощущение безбрежного счастья, потому что ее обнимали эти руки, была неимоверная легкость в ногах, которые несли ее по мягкой траве в бархатную ночь…

Джеки будет счастлив в этом прекрасном краю, среди этих замечательных людей.

А она… она этого уже не увидит. Она станет чужой для него. В крайнем случае — надоедливой старой тетушкой, донимающей бесконечными вопросами о школе и планах на будущее.

И будут вежливые холодные поцелуи в щеку, но никогда, никогда в жизни златокудрое чудо не врежется в нее с разгона и не зароется чумазым носиком-кнопкой в белую блузку, и не будет больше того безбрежного счастья, в котором она прожила эти два месяца.

Вероника застонала в голос, и Джон в тревоге посмотрел на нее.

— Что-то не так?

— Я… я…

— Ви, детка, ты устала! Поезжайте с Джонни и малышом, тебе надо выспаться. Господь да благословит тебя, девочка. Я жалею, что ты не моя дочь, но знаешь… как чудесно, что ты вошла в нашу жизнь!