Если искатель истины способен всерьез на некоторое время поверить, что принадлежит к противоположному полу, он проделает значительный путь к избавлению от иллюзии различия между полами, ибо уже будет знать, что иллюзия не абсолютна, как ему казалось прежде. Таким образом, попытка мужчины принять женское естество совершенно оправдана, как и те дополнительные шаги, которых она может потребовать – скажем, ношение женской одежды.

Все формы отношения к Богу, которые я описал, являются садханами секты вишнуитов. Культ Вишну предполагает почитание всех его воплощений, в число которых входит и Рама. А Рама, как мы знаем, был избранным божеством семьи Рамакришны, поэтому совершенно естественно, что после завершения тантрической садханы Рамакришна обратился к вишнуитским садханам. Несомненно, что Бхайрави, тоже исповедовавшая вишнуитский культ, поддерживала Рамакришну в этом начинании.

Рамакришне с детства нравилось изображать женщин. Иногда он просто дурачился – как, например, в том случае, когда разыграл все семейство Дургадаса Пине (см. главу 3). Но бывало, что его игры выражали настроения религиозные – например, ребенком он играл в девочку-вдову, посвятившую себя служению Кришне. Очень многие, кто знал Рамакришну, упоминая о его нежности и мягкости, называли эти черты характера женственными. Правда же в том, что Рамакришна был личностью настолько многогранной, что в разные времена казался совершенно разным человеком. Возможно, иа-за того, что у него было ослаблено ощущение пола, он мог с такой легкостью проявлять как мужские, так и женские характеристики поведения.

Живя в образе сына Бхайрави, Рамакришна демонстрировал преимущественно мужские черты характера. Более того, мадхура бхава была неприятна ему, и, когда однажды Бхайрави стала петь гимн Кришне – Божественному Возлюбленному, Рамакришна попросил ее перестать. Мы уже видели, что он всегда менял одежду в соответствии с духовным настроем, одеваясь так, как предписывалось данной садха-ной, – носил красное, белое или охряное, в зависимости от избранной формы почитания. Поэтому для него было логично надеть женские одежды, приближаясь к Кришне как его возлюбленная. Не сделать так означало бы подчиниться тирании общественного мнения, а это Рамакришна всегда осуждал. Он раз за разом повторял, что совершенная искренность должна проявлять себя как внутри, так и во внешнем поведении. По его словам, «не может быть обмана в обители ума».

Итак, приступив к садхане в форме мадхура бхава, Рамакришна попросил у Матхура женскую одежду. Матхур доставил ему красивое дорогое бенаресское сари, муслиновое покрывало, а также блузку сюбкой. Для полноты преображения Матхур купил еще парик и набор золотых украшений. О том, какой скандал поднялся вокруг новой садханы Рамакришны, можно и не рассказывать. Но они с Матху-ром просто не обращали внимания на разговоры.

Переодевшись как женщина, Рамакришна стал все глубже и глубже проникать в женские чувствования. Видевших его в те времена поражало чисто физическое преображение Рамакришны: его походка, манера говорить, жестикуляция стали женскими и были достоверны вплоть до мельчайших подробностей. Иногда он уходил в дом на Джанбазаре, который принадлежал Рани Расмани, и, как женщина, поселялся на женской половине. Женщины с трудом воспринимали его как мужчину. Когда в дом приезжал муж какой-нибудь из дочерей Матхура, то именно Рамакришна принаряжал ее и собственноручно делал ей прическу. Он вел себя, как старшая, а потому более опытная подруга, показывал, как надо держаться и о чем говорить, чтобы произвести впечатление достойной жены. Потом он за руку отводил ее к мужу, усаживал их рядом и оставлял вдвоем.

Хридай рассказывал, что «его было трудно отличить от женщин, когда он бывал в их обществе. Один раз Матхур повел меня на женскую половину и спросил: можешь показать мне твоего дядю? И я, хоть столько лет прожил бок о бок с ним и каждый день услужал ему, поначалу не узнавал дядю. Он по утрам выходил с корзинкой собирать цветы, а мы смотрели. Так вот, мы заметили, что он всегда ступает с левой ноги – как женщины делают».

В том, 1864, году Рамакришна встретил праздник богини Дурги в женском облике и участвовал в совершении почитания вместе с женщинами из семьи Матхура. После того как были закончены обряды первого дня Рамакришна углубился в себя, утратив представление об окружающем. Подошло время аратрики, вечернего ритуала, который сопровождается возжиганием светильников, колокольчиками и гонгами, пением гимнов. Джагадамба Даси, жена Матхура, была в растерянности. Ей хотелось пойти в зал и принять участие в аратрике, но она не решалась оставить Рамакришну одного – совсем недавно, в таком же состоянии, он упал на жаровню с раскаленными угольями и сильно обжегся. По наитию Джагадамба Даси принялась украшать Рамакришну самыми красивыми из своих драгоценностей, приговаривая:

– Пора обносить светильники вокруг матушки Дурги, разве ты не хочешь вместе с нами сделать ей приятное?

Окружающие давно заметили, что Рамакришну можно вывести из самой глубокой медитации, если несколько раз повторить ему на ухо имя бога или мантру, связанную с предметом, на котором он сосредоточен, – Джагадамба Даси тоже знала об этом. Через минуту Рамакришна откликнулся на имя Дурги, вернулся к обычному сознанию и пошел за Джагадамбой Даси в зал. Сразу началась аратрика, и Рамакришна принялся овевать статую Дурги чамарой, своеобразным ритуальным опахалом из хвоста яка. Тут в зал вошел и Матхур. По обычаю, мужчины стояли по одну сторону статуи, а женщины – по другую. Матхуру бросилась в глаза незнакомка, стоявшая рядом с его женой и овевавшая статую опахалом. Он отметил благородство облика незнакомки, а также ее богатое сари и дорогие украшения – Матхур решил, что жена пригласила принять участие в ритуале кого-то из знакомых дам. После аратрики Матхур подошел к жене узнать, что это за дама. Джагадамба улыбнулась:

– А ты что, не узнал? Это же был Отец!

– Никому не дано узнать Отца, – ответил Матхур, придя в себя от изумления, – если только он не дозволит, чтобы его узнали.

В этом женском образе Рамакришна совершал почитание Кришны с таким же непреодолимым влечением к нему, какое испытывали пастушки-гопи. Он плакал, страдая от разлуки с Кришной, отказывался принимать пищу, у него даже кровь сочилась из пор. Он молился Радхе как посреднице, и ему было дано видение Радхи. Вскоре после этого ему было и видение самого Кришны – и даже не один раз. Однажды Рамакришна слушал чтение «Бхагаваты», в которой среди других вещей повествуется и о жизни Кришны, и вдруг увидел луч света – луч «как шнур» протянулся от стоп Кришны и коснулся священной книги, потом луч коснулся сердца Рамакришны, и тот в течение некоторого времени видел очерченный лучом треугольник, соединявший Кришну, «Бха-гавату» и его самого.

– Так я понял, – рассказывал впоследствии Рамакришна, – что Бхагавата, Бхакта и Бхагаван – одно!

То есть что священная книга, исполненный любви верующий и Бог – одно!

Мы видели, что Рамакришна исповедовал то, что нельзя назвать ничем иным, как дуалистическим богопочитанием в крайних формах. Пройдет всего несколько месяцев, и он перейдет к столь же крайней форме недуализма – к полнейшему отождествлению с Брахманом, как тому учит недуалистическая веданта (называемая так потому, что эта философия содержится в ранних священных книгах – Ведах).