Лопухина была названа статс-дамой и получила в подарок Екатерингоф в вечное и потомственное владение.

Видясь ежедневно с Анной Петровной Лопухиной, император почитал ее своим другом и привык к ее обществу. После свадьбы император продолжал по-прежнему посещать княгиню Гагарину.

Императрица Мария Федоровна едва сдерживала себя от ярости. Она всей душой ненавидела соперницу. Основания были серьезные. При дворе появились слухи, что в Михайловском замке для княгини Гагариной отделывают покои рядом с покоями императора.

Однако вмешиваться в дела императора Мария Федоровна боялась. В 1798 году императрица попыталась воспрепятствовать приезду Анны Петровны в Петербург и написала ей угрожающее письмо. Попытка закончилась неудачей: письмо Марии Федоровны доставили императору, и он, войдя в ярость, жестоко обошелся со своей августейшей супругой.

* * *

Николая Петровича Резанова заботы окружили со всех сторон. Он понимал, что только самые сильные средства могут спасти компанию от распада. Привилегии, утвержденные императором в прошлом году, можно назвать только первыми шагами. Николай Петрович согласился стать уполномоченным компании в Петербурге потому, что знал: никто другой не может сдвинуть дело с мертвой точки.

По указу императора Павла на статского советника Резанова возлагалось «…во всем пространстве данной ему доверенности и высочайше дарованных нами привилегий ходатайствовать по делам компании во всем, что к пользе и сохранению общего доверия относиться может».

Николай Петрович был наделен высокими правами, и в его лице Российско-Американская компания приобрела умного и стойкого защитника ее интересов.

Еще в конце прошлого года Резанов просил приехать в Петербург для важных переговоров свояка, главного директора компании Михаила Матвеевича Булдакова. И вот, наконец, вчера Резанов получил из Москвы депешу: Михаил Матвеевич приезжает в столицу днем 8 марта.

«Может быть, он уже приехал», — думал Резанов, торопясь домой на Малую Морскую улицу.

Подымаясь вверх по Почтовой, он увидел ехавшего навстречу императора и с ним ненавистного графа Кутайсова. Желая избегнуть опасности, Резанов укрылся за деревянным забором, окружавшим Исаакиевскую церковь. Он ни в чем не чувствовал себя виноватым. Но разве нужно быть виноватым, чтобы разгневать императора!

У подъезда своего дома на Малой Морской Николай Петрович увидел возок, запряженный парой серых лошадок. Булдаков в огромном бараньем тулупе с мохнатым воротником, обутый в серые валенки, стоял на крыльце.

— Николай Петрович!

— Михаил Матвеевич!

Свояки обнялись и расцеловались.

— Точно подгадал! — смеялся Булдаков. — Будто чувствовал! И пяти минут не прошло, как приехал, только-только из саней.

Накормив гостя домашним обедом, Резанов пригласил его в кабинет. Горничная подала кофе, бутылку коньяка.

Свояки закурили сигары. Михаил Матвеевич курил первый раз и смешил Резанова. От крепкой сигары у Булдакова выступили слезы.

— Рассказывай, что слышно в Иркутске.

— Баранов укрепился на Ситке. Вернее, приступил к постройке крепости. Назвал ее именем архистратига Михаила. В прошлом году у острова было добыто две тысячи бобровых шкур и приобретено в Якутате триста…

— Превосходное начало, — отозвался Резанов. — Если променять бобров на чай и продать чай в Петербурге, можно заработать около миллиона.

— Ты прав… Александр Андреевич считает, что агличане стремятся к занятию тамошних мест. Французский переворот и война мешают осуществить эти планы. Иностранные корабельщики с завистью смотрят на успехи наших промыслов.

— Теперь сие не страшно. Компания находится под высочайшим покровительством русского императора… А что, — помолчав, сказал Резанов, — по-прежнему в директорате нет мира?

Михаил Матвеевич махнул рукой.

— Нет мира! Недавно Мыльников и его сторонники вовсе отстранили меня от дел, забрали контору в свои руки и не показывали мне производства дел. Пришлось объявить военному губернатору.

— Ты бы внушил им, Михаил Матвеевич, что ныне директора суть почтенные люди в государстве. И если они хотят, чтобы стулья под ними были крепкими, пусть прекращают тяжбы и ябеды и пекутся о пользах государственных.

— Внушал. Не приемлют.

— В чем же дело?

Булдаков ответил не сразу.

— Многие не согласны с новым уставом. Широко, дескать, мы ворота открыли. На что, говорят, нам благородные дворяне. Капиталу они не прибавят, а нос в дела совать будут. По-прежнему твердят: «Кто сколько имеет акций, тот столько и голосов в собрании и советах должен иметь». А если так, Николай Петрович, трудно нам будет. Прочие недовольны тем, что дотацию не утвердил государь: расходы, дескать, большие… Так многие говорят, а думают инако… Думают: ежели без компании, каждый по себе, доходы будут больше, и о пользах государственных не пекутся вовсе…

— Слушай, Михаил Матвеевич. Я придумал, каким образом можно изменить обстановку в компании, и, если ты меня поддержишь, буду хлопотать через генерал-прокурора Обольянинова.

— Что ты придумал?

— Перевести правление Российско-Американской компании в столицу, — торжественно сказал Резанов. — А в Иркутске оставить лишь главную контору. Если правление будет здесь, мы все возьмем в свои руки.

— Согласен. Поддерживаю и денег дам. В Петербурге иркутским купцам не разгуляться. Мигом приструнят. Хлопочи. Слово мое твердое.

Булдаков налил в маленькие рюмочки душистого коньяка.

— За успех нашего дела и пользы отечеству.

Свояки выпили коньяк, прихлебнули кофе.

— Но это не все. Я хочу осуществить замысел Григория Ивановича: направить в наши американские владения большие корабли из Петербурга. Надо открыть морскую дорогу. По морю доставка тяжелых грузов обойдется значительно дешевле.

— Во сколько пуд груза морем обойдется? — живо откликнулся Булдаков.

— Пока не подсчитывал.

— А зачем говоришь, дешевле. А может, и дороже встанет. Надо каждую копейку подсчитать и доказать, что сие предприятие прибыльно, инако акционеры не согласятся. Подготовь все расчеты, и я за тебя горой… Послушай, Николай Петрович, — прервал свои рассуждения Булдаков, — к твоему дому кто-то подъехал.

Резанов посмотрел в окно. У крыльца стояла карета, запряженная четвериком.

— Его превосходительство генерал-губернатор фон дер Пален, — услышал Николай Петрович голос своего камердинера и поспешил в переднюю. Гость был почтенный.

В нескольких кварталах от собственного дома Резанова, в особняк госпожи Жеребцовой, съезжались гости.

— Господин Витворт, кавалер ордена Бани, чрезвычайный и полномочный министр Великобритании, — доложил слуга.