— Конечно, Эйд. — Похоже, она не только не испугалась, но и обрадовалась этим словам. В какую игру она играет?

— Мне кажется, с недавнего времени наши отношения как-то изменились. Может быть, дело в том, что изменился я, а вместе со мной — восприятие тебя…

Она молчала. Адриан замолчал тоже, вглядываясь в ее лицо, способное украсить обложку любого глянцевого журнала. Может, не стоит этого говорить? Нет, стоит, в отношениях должна быть ясность, иначе эта игра рискует обернуться катастрофой.

— Продолжай, — грудным голосом сказала Сьюзен.

— Ты мой друг, Сьюзен. Старый, надежный, верный друг. Я очень боюсь, что потеряю это.

— Не потеряешь.

— Я надеюсь. Но если ты вдруг увидишь во мне больше чем друга, увидишь мужчину, если твое отношение ко мне перерастет… во влюбленность, — Адриан отпил из бокала — в горле пересохло. Говорить было трудно, но необходимо, поэтому он говорил, несмотря на то что гортань будто клещами сдавило. — Я не смогу тебе ответить взаимностью. И ты, возможно, оттолкнешь меня, возможно, возненавидишь…

Сьюзен белела. Незначительное количество косметики не позволяло скрыть истинный цвет лица. К тому же у нее подрагивали крылья носа. В точку. Больно. Адриану и самому было несладко. Может, это последний день так много значившей для него дружбы.

— Я этого боюсь, Сьюзен. Недомолвки и хрупкие иллюзии могут сделать человека очень несчастным.

Она комкала салфетку безупречными пальцами с длинными, остро отточенными ногтями.

— Скажи, что думаешь, — попросил он.

— Ты… — она старалась, чтобы голос ей не изменил, поэтому говорила медленно, — ты не смог бы увидеть во мне женщину?

— Я вижу в тебе женщину, Сьюзен, красивую, привлекательную юную женщину, которая будет счастлива с кем-то другим. Ты — не моя женщина. Ты моя подруга. Почти сестра.

Она улыбнулась.

— Извинишь меня? Мне надо попудрить носик. Я быстро. — Проходя мимо, она погладила его по плечу. Как будто попрощалась.

Будет плакать в туалете. Как грустно. У Адриана сжималось сердце при мысли об этом, но он ничего не мог поделать. По любому другому поводу она могла бы выплакаться у него на плече, он бы согрел ее и утешил. А тут… Наверное, она слишком далеко зашла в своих фантазиях. Чем выше летаешь, тем больнее падать. Иллюзорные крылья не держат долго.

Правда, Анна?

Адриан поднял бокал — будто чокнулся с кем-то невидимым.

А ведь она, может быть, тоже плачет сейчас от одиночества.

Анна в эти дни не плакала от одиночества — она вязала шарф. Не то чтобы у нее было мало аксессуаров этого рода, но сейчас ей нужен был шарф особенный. Связанный для одного случая. Шарф-талисман. Благо теперь, когда книга дописана, она могла себе позволить занять руки и время вязанием. Она вязала по вечерам и днем, когда не было посетителей. Шарф — не хитрая вещица, на него нужно не так уж много времени, но Анна по капельке собирала самые светлые воспоминания своей жизни и будто вплетала их в простую ткань вязанья.

Как оказалось, очень многие из этих воспоминаний были связаны с Адрианом. Тем сложнее было отделить эту нежность, этот свет от его холодного молчания, упавшего внезапно, как камень.

Но у Анны получалось. Дереку, во всяком случае, не досталось ни петельки.

Анна вспомнила свои школьные годы — как уютно было читать книжки, когда по стеклам барабанил дождь. Вспомнила первый встреченный летний рассвет, запах мха в лесу, вкус мятного шоколада, первый поцелуй, выпускной и день приезда в колледж, первое стихотворение на арабском, которое она выучила, месяцы начала работы над книгой… и дни ее завершения. И Адриана, и все, что с ним связано, и особенно — день накануне его поездки в Лондон, когда их дружба готова была вот-вот стать любовью.

Когда была надежда на… да, черт подери, на «жили долго и счастливо и умерли в один день».

Ой нет, не стоит. Не ко времени. Это должен быть «счастливый шарф».

С этим шарфом Анна собиралась ехать в Лондон, чтобы представить миру свое творение.

Дело за малым — чтобы какой-нибудь издатель разглядел это творение в массе других и согласился с ней, что оно достойно того, чтобы увидеть свет. В крайнем случае можно было бы напечатать книгу за свои деньги, но Анна всегда с презрением относилась к «тщеславиздату» и оставляла этот выход как самый-пресамый распоследний, искренне надеясь, что прибегнуть к нему не придется.

Улучив свободную минутку и сверившись с часами, чтобы звонок не оказался непозволительно поздним, Анна набрала номер Майкла — того самого, к которому фатально приревновал ее Дерек. Видимо, такая у нее карма — терять мужчин из-за «неизвестно чего». Причины всегда есть, понятное дело, но вот повод, повод…

— Алло? — Голос у него стал хриплым. Майкл, Майкл, ну зачем же ты столько куришь?

— Привет. — Анна улыбнулась своему невидимому собеседнику. Ей доставляло удовольствие то, что он ее еще не узнал, а сам перед ней, как на ладони.

— Привет… — осторожно подтвердил Майкл.

— Как дела? — еще больше развеселилась Анна.

— Хорошо, — с подозрением ответил Майкл.

— Вот и здорово. У меня тоже хорошо.

— А… мм… Анна?!

— А я все жду, жду, когда же ты вспомнишь мое имя!

— Анна, господи, куда же ты…

— Да, Майкл, я знаю, я повела себя глупо и жестоко. Я знаю, ты добрый, ты мне простишь. — Эта улыбка вышла печальной. Она ведь и вправду не звонила ему уже три года — с того дня, как бросила свою лондонскую жизнь.

— Анна, где ты? Я же искал тебя… — В голосе Майкла прорезалась давняя боль. И отчаяние — тоже давнее. Он был ей хорошим другом и заботился о ней. Майкл был старше ее на одиннадцать лет, никогда не проявлял к ней интереса, помимо дружеского, и работать с ним было одно удовольствие.

Наверное, он очень испугался, когда она пропала с горизонта.

— Майкл, прости, пожалуйста. Мне очень нужно было исчезнуть.

— Я боялся, что ты… Что с тобой что-то случилось.

— Нет. Думаю, ты поймешь, если я скажу, что мне нужно было разыграть свою смерть, чтобы не умереть совсем. А случилось со мной что-то хорошее. Я начала новую жизнь, и она мне очень нравится.

— Я рад. Правда, очень-очень рад.

— Я знаю. Ты очень добрый и мудрый. Самый мудрый из всех, кого я знаю.

— Дай угадаю — ты подлизываешься, — проворчал Майкл.

— А как же. Но тебе все равно приятно.

— А как же, — передразнил он ее.

— Мне нужна твоя помощь, Майкл.

— Какая именно? — с готовностью отозвался он.

Хороший, честный, замечательный Майкл… Анна была в нем уверена. Он не станет ее «наказывать» за все свои тревоги и переживания.