– Зайдём сюда, – потянул меня Нико, – здесь всегда отменное пиво.

Он заказал два больших бокала светлого пива и мы, сделав по глотку, молча уставились друг на друга.

– Как? – спросил меня Нико.

– Это не пиво. Это амброзия неземного разлива.

– Вот именно. А всё почему? А потому что хозяин, который наливал нам пиво, – и он указал на массивного мужчину в рыжем замшевом фартуке, – знает градус.

– Какой градус?

– Знает градус, при котором надо хранить пиво. Пиво не должно быть тёплым. Правильно?

– Это и младенцу ясно.

– Но оно не должно быть и слишком холодным. А каким оно должно быть? А вот именно таким, каким его делает Дионисиус. Его Дионисиусом зовут, хозяина. Что в переводе означает – друг Диониса – бога вина и веселья. Видно, бог посвятил его в свои тайны, и он знает ту температуру, при которой пиво имеет наилучший вкус. Но попробуй спросить. Ни за что не скажет. Пиво у него самое лучшее в этих местах.

– Верю и уже уважаю.

– А теперь мы возьмём по рюмочке Узо, чтобы у нас прорезался волчий аппетит.

Он сказал что-то по-гречески хозяину, и перед нами появились две разнокалиберные рюмки: побольше для Нико с мутномолочной жидкостью, поменьше для меня с кристальнопрозрачной.

– Это Узо, – пояснил Нико, – крепкая анисовая водка. Пятьдесят градусов. Поэтому греки часто разбавляют её водой. Дурная привычка, я считаю. Но сам ей уже подвержен. Видишь, какой мутный коктейль получается. А на вкус – микстура от кашля. Тебе я не стал смешивать. Уверен, не поймёшь.

Мы чокнулись и выпили.

– А теперь давай закусим, – и он указал на пододвинутую хозяином тарелку с тонко нарезанными кусочками баранины и зелёными оливками.

Баранина тут же поджаривалась на крутящемся вертикальном вертеле. Кинув друг за другом две оливки в широко разинутый рот, Нико поднял вверх указательный палец и менторским тоном учителя произнёс:

– Знаешь ли ты, любезный друг, что выпитая нами водка Узо идёт под двенадцатым номером?

– Под двенадцатым?

– Да! Эта история уходит в давние времена. Ещё до прихода турок один греческий монарх дегустировал продукцию местных винокуров. Налегал он в основном на анисовую водку. Дойдя до очередной двенадцатой бочки и опробовав её содержимое, он, перед тем как свалиться с катушек, произнёс единственное слово: «Узо!» Что очень близко к русскому «ужо». Хозяин винокурни принял это за наивысшую похвалу и с тех пор водка, получившая название «Узо», стала готовиться по рецепту двенадцатой бочки. Рецепт, конечно, держится в секрете, а сама водка не подлежит экспорту, так как тот монарх, протрезвев, сказал примерно следующее: «Из одной бочки всех не напоишь, подавать только к моему столу». С тех пор она за Грецией и закрепилась. Но я могу слегка приоткрыть завесу тайны изготовления Узо. Спирты для неё делаются исключительно на кожуре и косточках винограда. Кстати, это самое ценное, что есть в этой ягоде.

– Интересная история, – подтвердил я, – и главное, очень похоже на правду.

– А может, и правда, – добавил Нико. – Кто его знает? В народе зря говорить не будут.

Мы попрощались с Дионисиусом и пошли по узким улочкам старого города. С городской стены открывалась обширная панорама с выходом на Термический залив. Солнце уже зашло за горизонт, и город своими многочисленными огнями буравил густеющую ночную темень. Поднявшись немного вверх, мы подошли к таверне, часть которой пряталась под соломенной крышей, а часть выходила на улицу.

– Привет, Афанасиус, карамэрэ! – поздоровался Нико, обращаясь к старому, заросшему седой щетиной греку.

Грек был сухощав, выдублен солнцем, слегка согбен и очень нетороплив в движениях. Он находился в таком неопределённо старом возрасте, когда стирается грань времён и двадцать лет назад или двадцать лет вперёд не привносят в жизнь существенных изменений. Время как бы застывает на таких натурах. Взгляд его чёрных, ещё не потухших глаз был слегка ироничен и по-философски проницателен. Этот взгляд говорил о большом житейском опыте и нелёгкой жизни. Афанасиус слегка улыбнулся в нашу сторону, сделал приветственное движение рукой. Он перекинулся с Нико несколькими скупыми фразами и удалился в глубины псистарьи. Мы сели на плетёные стулья у свободного столика на уличной части.

– Афанасиус – старый рыбак, – сразу же стал вносить свои комментарии Нико. Таверну он содержит лет десять, не меньше. А свежую рыбу к столу поставляет его сын. Продолжение династии и традиций, как любили говорить у нас в Союзе. Потомственный рыбак. Конечно, лучше быть потомственным пэром английского парламента…

– Не думаю, – возразил я. – Ещё неизвестно, кто более счастлив в этой жизни: греческий рыбак или аглицкий пэр.

Пожилая женщина с доброй печалью на лице поднесла нам полный кувшин белого вина, белый хлеб и тарелку с зелёными оливками.

– Это жена Афанасиуса, – пояснил Нико, – Деспоина, что по-гречески, кстати, означает хозяйка. Деспот, а не женщина. Благодаря её железному характеру, сам хозяин как бы законсервировался. Все говорят, что последние двадцать-двадцать пять лет он совершенно не изменился. В переводе его имя – Бессмертный…

– С ума можно сойти, – восхитился я комментариям Нико, отхлебнув добрый глоток Рецины с приятным привкусом сосновой смолы, – прямо-таки мифы Древней Греции ты мне рассказываешь.

– Но не сказки же из «Тысячи и одной ночи» тебе рассказывать. Я понимаю, что в такой вечер, может быть, лучше гулять по набережным города с красивой молодой гречанкой, когда гормоны давят на уши, а эндорфины пузырятся в крови (или где им там положено быть?), как пузыри шампанского. Но всему своё время и место.

– С ума сойти! – восхитился я. – Ты же цитируешь Экклезиаста.

– Это про шампанское? – удивился Нико

– Нет, про время и место. Жаль у меня нет с собой записной книжки, – я бы всё слово в слово записал. Честное слово! Клянусь…

– Не клянись вовсе ни небом, ни землёю, ни головою твоею не клянись…

– А чем же мне тогда клясться, Экклезиаст ты наш доморощенный? Может быть, Афанасиусом?

– Почему именно им? – Нико недоумённо поднял брови.

– Потому что он – бессмертный…

– Вот за это и выпьем.

Мы сблизили бокалы и выпили за «бессмертного» хозяина. Кувшин был литра на полтора, и я удивился его объёму.

– Здесь меньше не подают, – пояснил Нико, – стартовая норма.

– Что значит стартовая?

– Вот сейчас принесут жареные сардинки – тогда узнаешь.

Хозяин сам подошёл к нашему столу и поставил перед нами две большие круглые тарелки с хорошо прожаренной рыбой. Нико что-то сказал ему, и Афанасиус, положив жилистую руку на плечо моего нового друга, широко ухмыльнулся. У него были крепкие, покрытые никотином зубы, рассчитанные минимум лет, эдак,