Темпераментный и импозантный, уважающий розыгрыши, готовый принимать шутки в свой адрес. Любящий посидеть с друзьями за столом, но практически никогда не теряющий за рюмкой контроля. А под настроение Генеральный мог и баян рвануть, и спеть в компании что-нибудь из русского народного.

Да, именно таким он запомнился Андропову, таким он его уважал и такому был предан. Тем больнее было все чаще видеть появляющиеся признаки дряхлости, и тела, и ума.

Ну... Ничего. Страна крепка как никогда, несколько лет на пониженных скоростях ее не убьют, потом наверстаем. Важнее то, что руководство действительно коллективное, а решения принимаются единогласно. Любой член Политбюро может спорить, не боясь последствий. И если даже один не согласен, вопрос отправляется на доработку. После вызывающего дрожь в коленях Сталина, и самодура Хрущева поневоле начнешь ценить сегодняшнюю ситуацию.

«Нет-нет-нет, пусть все идет естественным путем. А если еще и таблеточки удачно поменяем...» - и Андропов задумался о предстоящей на следующей неделе встрече с Чазовым. Наводка от «Сенатора» оказалась на редкость плодотворной, появилась возможность серьезно прищемить хвост кремлевским медикам. - «Прямо по пословице - у семи нянек дитя без глаза. Назначили десять лет назад как второстепенный препарат - и все, забыли. А сколько тревожных указаний уже было! Мерлин Монро, Пресли этим летом... И это только самые известные случаи. Минимум пять лет, как надо было уже заменить на препарат из другой группы. Ну, ничего... Взгрею, забегают как тараканы под кипятком...»

Хоть медицина не была его полем, но сейчас Юрий Владимирович был уверен на все сто. Когда врачи из КГБ по его заданию прочесали западные журналы, и реферат на заданную тему лег ему на стол, вопросов не осталось. Совсем. «Сенатор» был прав и здесь. Клиническая картина нарушений в результате длительного приема барбитуратов в пожилом возрасте была словно списана с Генерального, один в один. Особенно встревожило Андропова то, что принимаемый сейчас Брежневым препарат дает не нормальный физиологический сон, а черное тупое забвение с очень, очень нехорошим выходом из оного поутру: с разбитостью, затруднением мышления, нарушением речи и омерзительнейшим настроением на весь оставшийся день.

«Не только старость это, оказывается... Как он вообще с этим живет-то все эти годы?» - Юрий Владимирович покосился на увлеченно гонящего машину Брежнева. - «Нет, Чазову не отвертеться от смены препарата. Я не дам».

Кортеж стремительно влетел в Клин и пронесся по узкому мосту через реку Сестру. Брежнев опять прикурил, блаженно втянул первую затяжку и обратился к своему водителю:

- Саш, а помнишь, как мы впервые увиделись? Расскажи Юре, он, наверное, и не знает.

- Да... - протянул Рябенко, справедливо сомневаясь в неведении Андропова, но потом продолжил, - в тридцать восьмом это было. Уж сорок лет почти назад, однако... Я тогда в обкомовском гараже шофером был, в Днепропетровске. И вышло мне как-то повышение - возить первого секретаря. «Бьюик» дали... Поездил, приноровился, ну и подкатываю к обкому, становлюсь и жду. И тут выходит оттуда такой форсистый парень, густобровый, спортивный, в белой сорочке с закатанными рукавами и в машину так нагло лезет. Я ему: «Куда! А ну, пошел!» А он мне: «Поехали». Я ему «Пшел вон, я первого секретаря жду, Брежнева». А он мне: «А я и есть Брежнев».

Посмеялись.

Это Андропов, конечно же, знал. Все, что касалось Генерального, любая мелочь, ничего никогда не проскальзывало мимо Председателя КГБ. Работа такая, курировать «девятку». Обложив его двумя преданными лично себе замами, Брежнев оставил за Андроповым свою охрану. Это был знак доверия, мол, замов я к тебе приставить обязан по правилам аппаратной игры, но ничего личного, я тебе верю. И, как и любую другую свою работу, эту - охранять и пестовать Генерального - Андропов делал не за страх, а за совесть.

Замелькали домишки Завидово, и кавалькада ушла с трассы налево, в заповедные леса на границе Московской и Калининской области. Расположенные вплотную с сельской дорогой деревья мелькали, сливаясь, а Брежнев продолжал гнать вперед с молодецкой удалью, с заносами на, к счастью, некрутых поворотах.

- Леонид Ильич... - опять не выдержал Андропов, - неужели не страшно?

- Страшно? Не, это ерунда, - отмахнулся Брежнев, - здесь не страшно, здесь все от меня зависит. Вот в шестьдесят первом, когда мой самолет над Средиземным морем истребитель из пулемета чуть не расстрелял, вот тогда, честно говорю, страшно было. Ни-че-го от меня не зависит, ничего... И на Байконуре в шестидесятом, после взрыва... Весь стартовый стол в обугленных телах... Вот это тоже было страшно. Потому что уже ничего не отменить. И безалаберность нашу - тоже! А не дай бог, с ядерной бомбой учудят или с атомной станцией? Вот это - страшно. А на дороге я бог и царь. Все от меня зависит.

«Вот и Козлово» - с облегчением узнал Юрий Владимирович. - «Все, сейчас пытка этой поездкой закончится. Колбасно-коптильный цех для разделки отстрелянной дичи... Поворот направо и все... Ура, доехали! Аж не верится».

Брежнев лихо затормозил, и наступила тишина. На ватных ногах Андропов вылез из салона и глубоко вдохнул, оглядываясь. У крыльца скромного охотничьего домика стояли, встречая дорогого гостя, командир охотхозяйства генерал-майор Колодяжный и невысокий кряжистый Василий Щербаков, личный егерь Генерального. Чуть за ними в своей вечной потертой куртке из синтетики отсвечивал сединой на сумрачном фоне еще не до конца облетевшей дубравы улыбающийся Черненко.

- Здрав желаю, товарищ Генеральный Секретарь! - взмахнул рукой Колодяжный.

- Здравствуй, Иван Константинович, здравствуй, дорогой, - память у Брежнева на имена-отчества знакомых, их дни рождения, членов семьи была отличная: своего рода инструмент сильных мира сего. Даже едучи на охоту, на какую-нибудь дальнюю вышку, он сразу припоминал, что у егеря там есть маленькая дочка, и ей надо обязательно взять подарок. - Здоров, Василий. Куда сегодня поведешь, на Большие Горки?

- Нет, - мотнул головой Щербаков, - с утра стадо у поповского омута переплыло на ту сторону, сейчас у сторожки пасутся, туда и двинем.

- Хорошо. Костя, давай, - с хитрецой улыбаясь, Брежнев повернулся к Черненко.

Тот протянул Генеральному небольшой аккуратный сверток.

- А с днем рождения тебя, Василий! Ты думал, Леонид Ильич забыл? А вот нет! - протянул он подарок и обнял товарища, - Леонид Ильич все помнит, полковник!

- Служу Советскому Союзу! - вытянулся враз повеселевший егерь.

- А звезду вечером обмоем... - Брежнев довольно потер руки. - Переодеваемся и вперед!

Уже через пятнадцать минут охотники и егеря грузились в лифтованные «Волги». В багажники легла стопка небольших дипломатов с перекусом на вышки: по несколько бутербродов и по четвертушке коньяка в каждом. Егеря сели с ружьями. Еще не так давно это было жестко запрещено, как же - оружие вблизи Генерального у кого-то, кроме сотрудников «девятки»! Однако три года назад, в Крыму, огромный подраненный секач сумел подкрасться к охотникам со спины, и егерь лишь чудом, в прыжке, ногой в спину, успел убрать подопечного с пути мчащегося мстить зверя. У Брежнева оставался только один заряд в штуцере, чтобы остановить разворачивающегося для следующего броска кабана, и он не оплошал. С тех пор порядок и поменяли.