– Спасибо, мне больше не надо, – откликнулась Василиса Николаевна, пытаясь сесть вертикально и вновь падая, отчего ее кудряшки разлетелись по подушке, – может, лучше споем? Я тоже хочу петь, как и та девушка, что звонила тебе по телефону. Я знаю одну хорошую песню про рябину, которая качалась и качалась, качалась и качалась. А все почему? Она, оказывается, хотела к дубу. Только вот мелодию не помню.

Телефон Василисы Николаевны опять зазвонил, но она не обратила на этот факт ни малейшего внимания.

– Твоим именем часто называют домашних зверят, представляешь? – умильно хихикал Рем. – Может, ты Тузик, Шарик или Полкан?

Он довольно заржал. Телефон Сусаниной умолк, зато зазвонил сотовый Рема. Фильчиков раздраженно закатил глаза.

– Доброе утро, – рявкнул он в трубку. – Оркестр? Дирижер Шелковин звонит? Из студии звукозаписи?

Глаза продюсера округлились.

– Дорогая, – обратился он к Василисе, – мы заказывали оркестр?

Сусанина напряглась. Ее глаза на секунду приобрели осмысленное выражение.

– А что за оркестр? Камерный или симфонический? – попыталась уточнить она, но потом виновато развела руками. – Может, это розыгрыш? Подростки балуются?

– Ах вы, хулиганы! – тут же заорал скорый на расправу продюсер в трубку. – Вот я позвоню в милицию, поймают вас, паразитов! Вы мне заплатите за моральный ущерб! Оркестр мы, видите ли, заказывали! Свинтусы!

И он отключил связь.

– Ладно, – пожал плечами Петр Петрович, чувствуя себя неуютно под буровящим взглядом бывшего шефа, – не будем дискутировать в вопросе о том, кто скорпионы, а кто – нет. Ангелы бывают только на небесах, у каждого человека есть свои недостатки. Тезис о том, что именно Алена убила Полину, мне представляется как минимум спорным, но, с другой стороны, – больше некому. Честно говоря, я бы с большим удовольствием посадил в тюрьму Майю, а не Алену. А лучше – обеих вместе.

Чабрецов покрылся красными пятнами. Сусанин выпятил вперед тяжелую бульдожью челюсть.

– С формальной стороны Майя не совершила ничего противоправного, – сухо сказал Денис Леонидович, зарываясь носом в бумаги. – Вести личную жизнь так, как ему хочется, – это частное и неприкосновенное право каждого человека. Я, конечно, не знаю, реальной ли была угроза убийства со стороны Полины или ваша дочь просто сказала это для красного словца, но в любом случае это настораживает.

Сусанин некоторое время молчал, с ненавистью глядя на бывшего шефа.

– А вдруг мы заказали оркестр, а сейчас не помним? – волновалась Василиса Николаевна. – В свете того, что я никак не могу вспомнить своего имени, это вполне вероятно.

Телефон Рема опять подал голос. Звонила давешняя девица.

– Что, опять хочешь петь? – устало рявкнул продюсер в трубку.

– Ага, – растерянно ответила Ксения.

– Ну пой, пой! Мы-то тут при чем? – сказал Рем почти ласково. – Мы вот с Василисой, когда хотим петь, никому почему-то не звоним.

– О! Василиса! – улыбнулась Сусанина, ткнув себя в грудь тоненьким пальчиком.

– Рем Яковлевич, – сказала Дюк, – вы меня помните?

– Нет, – честно ответил Фильчиков. – А кого вам нужно?

– Вас, – пролепетала Ксения.

– Я занят, – отрезал Рем, – я занят личной жизнью и вам время уделить никак не могу. Позвоните через неделю. Можете оставить мне сообщение у секретаря.

И он прервал разговор.

«Убить, что ли, Чабрецова?» – думал Петр Петрович, глядя на бывшего начальника.

От этой мысли ему сразу полегчало.

Денис поднял на Сусанина свои темные глаза-буравчики.

– Знаешь, Петр, – сказал он, – иногда я могу читать мысли. Не замечал?

– Нет, не замечал, – усмехнулся тот.

Денис молчал. Разговор был окончен. Сусанин, поняв это, встал и пошел к двери.

– Петр, – остановил его на пороге вопросом Чабрецов, – у тебя есть еще дети?

Сусанин замер. Его брови удивленно поползли вверх.

– И правда, читаешь мысли, – холодно улыбнулся он. – Да. У меня есть еще дети. Внебрачные.

Дверь хлопнула. Денис налил стакан воды и залпом выпил. После разговоров с Сусаниным у него всегда возникало чувство, будто он целовался с Муссолини.

…– Так, значит, ты Василиса, – довольно улыбнулся Рем.

– Спасибо. Только осталось фамилию вспомнить.

– Фамилия у тебя какая-то историческая, – откликнулся Рем, громко икнув, – твои предки боролись с врагами Руси, давили супостатов, отстаивали независимость нашей родины. Точно знаю.

– Может, я Суворова?

– Нет. Не то.

– Кутузова?

– Вряд ли. Про тебя еще стишок есть. То есть не про тебя, а про твою фамилию. А про Кутузова стишков нет.

– Пошлый стишок?

– Нет, что ты! – замахал руками Фильчиков. – Наоборот, положительный!

– Может, Минина? Или Пожарская?

– Похоже, но не то.

– Багратионова? Пересветова? Георгийпобедоносцева? Дмитрийдонская?

– Не то, Васька, все не то, как-то по-другому!

– Давай в паспорт посмотрим.

Они обшарили все в поисках паспорта, но никаких следов Васиных документов не обнаружили.

– Ладно, – успокоил женщину Фильчиков, – пойдем выпьем кофе. Может, нам после этого полегчает и нужное слово само всплывет?

Держась друг за друга и пошатываясь, Василиса Николаевна и Рем покинули спальню, увешанную арабскими миниатюрами в позолоченных рамках, и пошли на сверкающую сталью кухню.

Алена рыдала. Рядом с ней сидел Олег. С банного полотенца, которое девушка прижимала к лицу, капало – Ватрушкина лила слезы уже два часа без перерыва.

– Ну что ты ревешь? – увещевал ее врач. – Это совершенно неконструктивно! Просто подумай, кто мог убить Полину.

– Не знаю. Но это не я-я-я, – вновь заголосила Алена.

Олег обнял ее за дрожащее плечо.

– Самый главный вопрос – как в ванную комнату к убитой попала твоя сережка. Напрягись, Алена, и подумай, когда ты видела свои серьги в последний раз?

– Вчера в машине, когда снимала их. Они тяжелые, и я всегда снимаю их, как только выхожу с работы и сажусь в автомобиль. Вчера вечером, сев за руль, я положила их в карман куртки.

– И с тех пор – все? Ты больше не проверяла, там ли они?

– Нет, не проверяла!

Алена шмыгнула распухшим носом.

– А теперь давай подумаем, – продолжал Олег, – кто мог за ночь вытащить у тебя одну сережку и потом подбросить ее на место убийства.