Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В истории с осадой Эксетера наиболее примечателен тот факт, что здесь впервые в нормандском войске появилось значительное количество англосаксов из уже подвластных Вильгельму графств[372]. Так, пресловутый «регионализм» продемонстрировал себя с другой стороны: в то время как Эксетер остался в полном одиночестве, Вильгельм пожинал плоды своей политики по объединению двух народов под одной короной, подавляя англосаксов руками самих англосаксов. Принцип «верность, а не национальность» в дальнейшем обусловил постоянную практику привлечения англосаксов в королевское войско.
Эскалация вооруженной борьбы (1068 г.)
Начавшийся 1068 г. характеризовался нарастанием антинормандских выступлений в разных районах Англии. Ордерик назвал эту тенденцию «волнение за волнением»[373]. Это заставило Вильгельма надолго оставаться в Англии: следующая его поездка на континент датируется лишь началом 1072 г.[374] Очередной пик этих «волнений» пришелся на лето 1068 г., когда, во-первых, прибывшие вместе с Вильгельмом домой Эдвин и Моркар неожиданно подняли восстание в Нортумбрии при активном участии эрла Берниции Госпатрика и бывшего линкольнского шерифа Мерлесвейна, пострадавшего от земельных конфискаций (у него были отняты земли в Уэссексе)[375]. Конкретным поводом к восстанию послужило невыполненное Вильгельмом обещание отдать Эдвину в жены свою дочь. Восстание имело тенденцию к распространению в другие районы; по словам хрониста, северяне посылали гонцов «во все углы Англии», в результате чего якобы были поддержаны и англосаксами, и валлийцами «в большом количестве»[376]. Последнее, однако, вызывает сомнения, так как в Уэльсе в это время началась междоусобная война между Бледдином и Риваллоном с одной стороны и сыновьями Гриффита ап-Ллевелина с другой, в результате которой Риваллон погиб, а Бледдин занялся объединением Гвинедда и Поуиса под своей властью[377]. Таким образом, валлийцы вряд ли могли поддержать северян, тем более что куда ближе к ним был Эдрик Дикий, а не Нортумбрия. Очевидно, под «валлийцами» Ордерик имел в виду стратклайдских бриттов или шотландцев[378], а может, и тех, и других, поскольку этнонимом «Welsh» англосаксы часто обозначали кельтов вообще. В англосаксонских же источниках само восстание 1068 г. вообще не упоминается, а говорится лишь о последующем бегстве лидеров восстания в Шотландию[379]. Странно, что такие масштабные события, как организация всеобщего восстания, не получили освещения в хрониках. Из этого можно сделать вывод, что Ордерик Виталий несколько преувеличил размах событий, ошибочно приписывая локальным повстанческим движениям тенденцию к единению, которой на деле не было, хотя косвенное влияние на усиление этих вспышек недовольства восстание оказать могло. Впрочем, хронисты могли обойти молчанием неприятные для нового властителя Англии события, а Ордерик — преувеличить масштаб опасности для новой власти, исходившей от «смутьянов», дабы подчеркнуть воинские таланты Вильгельма, и т. п.
Так или иначе, будучи сиюминутным заговором знати, восстание не было подкреплено никакой наступательной инициативой и не вышло за рамки Нортумбрии. Инициативу проявил как раз Вильгельм, для которого это восстание стало поводом к началу завоевания доселе автономных областей к северу от р. Трент (Линкольншир, и т. д.), некогда входивших в Денло. Со свойственной ему энергией Вильгельм совершил поход на север, по пути возводя замки во всех крупных городах (Кембридж, Ноттингем, Линкольн, и др.) и одновременно «призывая к миру» северян[380]. Все это в совокупности произвело желаемый эффект. Эдвин и Моркар, в который раз предав соратников, пошли на мир с Вильгельмом, подтвердив свою покорность королю. Прочие лидеры восстания, чьи силы с изменой братьев-эрлов убавились в числе, бежали со своими сторонниками: Госпатрик, Мерлесвейн, а также Эдгар Этелинг с матерью Агатой и сестрами Маргарет и Кристиной — в Шотландию, ко двору Малькольма Кэнмора, а часть вооруженной северной знати — в Дарем[381]. Это почти бескровное поражение I-го Северного восстания стало «началом конца» независимости Нортумбрии и северо-восточной Мерсии; во всех крупных городах были оставлены нормандские гарнизоны, размещенные в новых замках.
Одновременно с этим восстанием произошло выступление оппозиции на Юго-Западе. После взятия Эксетера весной 1068 г. скрывавшиеся там сыновья Гарольда — Годвин, Эдмунд и Магнус — бежали в Ирландию, где под покровительством дублинского короля Дермота развернули деятельность по организации реванша. Летом 1068 г. они совершили свой первый морской набег в Англию: сначала, высадившись в устье р. Эйвон, они пытались взять штурмом Бристоль, но были отбиты самими бристольцами (то есть, саксами) и ограничились разграблением местности; далее они высадились в Сомерсете, где понесли большие потери в бою опять-таки с местным ополчением, во главе которого, по иронии судьбы, стоял бывший конюший самого Гарольда Эднот, в свое время принесший присягу Вильгельму и назначенный на должность в местной администрации. После этого братьям ничего не оставалось, как разграбить побережье Девона и Корнуолла и отплыть обратно в Ирландию[382].
Анализируя характер и результаты экспедиции сыновей Гарольда, поначалу нельзя не удивиться той враждебности, с которой были встречены в бывшем фамильном домене наследники едва ли не национального героя — если не Англии, то, по крайней мере, Уэссекса. Но если заглянуть в суть самих событий, эти самые наследники совершили, фактически, пиратский набег против своей же родины и, более того, вотчины. Фримен считает, что своим разбойничьим характером эта экспедиция во многом обязана численному преобладанию дублинских викингов над собственно англосаксонскими эмигрантами в войске братьев[383]. Понятно, что наемникам-дублинцам было мало дела до англосаксонского патриотизма. Но это, в конечном счете, и обусловило неудачу экспедиции, точь-в-точь повторявшей пиратский рейд Тости 1066 г., также встретивший в свое время отпор англосаксов.
Похоже, сыновьями Гарольда двигал попросту инстинкт лишившегося своего наследства вотчинника, готового на месть любой ценой, лишь бы вернуть утраченное, не считаясь со средствами. Видимо, поэтому движение в ирландской эмиграции с самого начала не смогло претендовать на роль объединяющего всю оппозицию, хотя само имя Годвинов могло бы стать символом хотя бы для юго-западных и южных графств. Впрочем, эти графства к тому времени Вильгельм держал в руках достаточно крепко,