— Ой, он в крови, и кажется, мертвый!

Мне пришлось встать и идти к костру за огнем. Часовой, он же хранитель костра, не понял, что я хочу. Я показал, что не могу говорить, поджог ветку и вернулся к капитану.

У бедняги все лицо было залито кровью.

— Убит? — испуганно спросила Матильда.

Я проверил пульс и отрицательно покачал головой. Адъютант был жив, но без сознания. К нам на огонек, подошел только что вернувшийся командир роты. Увидел, что случилось, и выругался по-итальянски. Я знаками попросил его помочь перенести капитана к свету. Он поднял двух солдат и те за руки и за ноги оттащил Леви к костру.

Что случилось с капитаном, я понял не сразу, только после того, как раздобыл немного теплой воды и смыл с головы кровь. Его зацепило пулей, пропахавшей все темя. Скорее всего, он не вовремя поднял на выстрелы голову. Рана, на первый взгляд, была не опасна для жизни, но могла вызвать сильное сотрясение мозга и контузию.

Пока я возился с Леви, командир роты привел батальонного лекаря. Усатый, полный итальянец осмотрел «синьора капитана» и на ломанном французском языке поставил категоричный диагноз, что рана смертельная и тот не доживет до утра. Я так не думал и оказался вынужден сам заниматься «поверженным врагом». Лекарь ревниво наблюдал за моими действиями, никак не вмешиваясь в лечение. Когда после обычной дезинфекции и перевязки раны капитан очнулся, он тихо исчез в ночи.

— Что со мной? — спросил Леви, едва открыл глаза.

— Вас ранили русские казаки, — объяснила Матильда.

— Я умру? — довольно спокойно спросил он.

— Нет, мой товарищ вас вылечит, — успокоила она, — а вы пока постарайтесь не двигаться.

— Мне нужно быть у генерала, — прошептал капитан, — у меня важное донесение.

Его слова о донесении меня заинтересовали. В голову пришла забавная, но крайне рискованная мысль; так что, я даже крякнул от удовольствия, представив, как было бы здорово ее реализовать, причем она была не о том, что бы завладеть секретным документом, а более глобальная.

Однако, оценив возможную опасность, решил от нее отказаться. Матильда подозрительно на меня посмотрела и оттерла в сторонку.

— Ты что-то придумал? — проницательно глядя на меня, спросила она.

— Придумал, как победить Наполеона, — засмеялся я. — Только мы этого делать не будем!

— Почему? — задала она вполне правомочный вопрос.

— Потому что, если нас поймают, то повесят как шпионов. А мне быть висельником не нравится!

Все это я ей сказал зря. Понял, когда было уже поздно. Нужно было видеть, каким любопытством загорелись глаза взбалмошной француженки.

— Расскажи, — нежно заглядывая мне в лицо, попросила она. — Ты просто расскажи и все. Мы ничего опасного делать не будем!

Честно говоря, меня самого подмывало похвастаться какой я умный и изобретательный, и немного поломавшись, я согласился-таки распустить перед ней павлиний хвост.

— Понимаешь, если Наполеон прорвется к Калуге, то еще неизвестно чем кончится эта война, — начал я. — Французы пойдут на запад через хлебные губернии и смогут сохранить армию. Перезимуют в Польше или Прибалтике и весной смогут вернуться.

— И ты не хочешь их туда пустить? — не выдержав роли бессловесной слушательницы, насмешливо спросила она.

— Именно! И мы с тобой вполне сможем это сделать!

— Мы вдвоем?!

— У Наполеона очень плохая разведка, он даже толком не знает ни где русская армия, ни какие у нее силы. Если бы мы с тобой сумели передать через Леви дезинформацию, то он…

— Что передать? — перебила Матильда, не поняв незнакомое слово.

— Обманные сведенья о русских силах, — поправился я. — Нужно напугать Бонапарта нашей армией, чтобы он не рискнул наступать на Калугу.

— Как же мы сможем это сделать? Уговорить капитана предать… Думаешь он так сильно влюбился в корнета, что согласится? Но, как только он узнает кто я…

— Погоди ты, вы, бабы…, — я поймал себя за язык понял, что использовал не то слово что нужно, и поправился, — вы дамы только о любви думаете. Нам нужно его просто обмануть.

— Ну и давай обманем, в чем опасность-то?

— В том, что он должен подслушать наш разговор и догадаться, что мы русские шпионы!

— Зачем?! — начала сердиться Матильда. — Ты можешь говорить так, чтобы было понятно?

— Если ты еще раз меня перебьешь, то я вообще больше ничего рассказывать не стану!

— Ладно молчу, только ты так долго рассказываешь… Все, все, больше ни слова!

— Представь, мы с тобой при нем разговариваем о русской армии, и я тебе страшную выдаю тайну, что французов за Малоярославцем поджидает огромная русская армия. Еще я говорю, что к Кутузову подошли большие подкрепления. Скажем три корпуса по сорок тысяч человек, с тремястами пушками. Как ты думаешь, если об этом узнает Бонапарт, он рискнет ввязаться в сражение?

— Вот и славно! А почему ты сомневаешься? — тотчас загорелась она. — Давай так и сделаем!

— Сделать не мудрено, мудрено потом не попасться, — задумчиво сказал я. — Во-первых, нужно, чтобы капитан нам поверил и передал «верные» сведенья Богарне. Ты систему Станиславского знаешь? Первый раз слышишь? Вот тот-то и оно! Во-вторых, нужно успеть убежать. Когда Леви поднимет тревогу, за нами погонится весь четвертый корпус! Прочешут весь здешний лес.

— Но мы же на лошадях! Как-нибудь ускачем!

Матильда так загорелась обмануть самого Наполеона, что даже начала приплясывать на месте.

— Ну, Алекс, милый, давай попробуем!

Я задумался. Надо сказать, после того, как я рассказал о своей выдумке Матильде, она перестала казаться такой уж невыполнимой. Сценарий мог быть примерно таким. Пока я лечу капитана, Пузырева готовит лошадей. Когда Леви после моего экстрасенсорного сеанса начинает приходить в себя, мы возле него разговариваем о русских тайнах, и как только он начинает выказывать беспокойство, уезжаем. Единственный узкий момент в операции был в том, что после сеанса я останусь без сил и у меня не будет времени на восстановление. Если капитан успеет поднять тревогу, то убежать в таком состоянии от французов мне будет очень не просто.

И еще мне не нравилось то, что все придется делать экспромтом, без подготовки. Проколоться, переиграть или не быть убедительным значило попусту рисковать жизнью. К тому же, если нам не поверит адъютант, то неизвестно, какие выводы сделают из дезинформации и Богарне и сам Наполеон.

— Ну, решайся! — взмолилась француженка. — Скоро рассветет и будет поздно!

— А! — махнул рукой я. — Где наша не пропадала!

Я давно уже так не веселился. Мы ехали лесом и смеялись. Я очередной раз вынужден был признать, что работать с Матильдой одно удовольствие. Моя авантюра при ее активном участии прошла просто блестяще. Как было задумано, сначала я вполне успешно лечил капитана, потом Матильда пристала ко мне с расспросами о текущих военных действиях. Говорили мы, само собой, на французском языке. Не знаю, откуда у нее оказались такие таланты, но вопросы мне она задавала вполне профессионально, да еще повторяла за мной ответы, чтобы капитан лучше понял мой плохой французский. Капитан Леви, когда услышал о чем говорят его новые друзья, затаился и посредственно имитировал обморочное состояние. Видно, испугался, что мы, обнаружив, что он нас подслушивает, попросту его убьем.