Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мы вроде пока не застряли, — спокойно заметил Никита.
— Как не застряли? — очень громко и демонстративно удивился Жора и оглянулся на свой трактор, перегородивший дорогу. — Прям щас и застряли! Не проехать! Ну что, два кладенца, одинаковых с яйца, чья тачка, кто платит?
— Моя, — Маруся протиснулась между близнецами и задрала голову, чтобы взглянуть в лицо Жоре. — Привет!
Тот сосредоточенно нахмурил брови и даже пошевелил губами, будто считывая что-то по слогам из долговременно памяти. А потом вдруг расплылся в широком оскале:
— Опачки! Не признал! Маруська! Иди сюда, поцелую! Какая сочная была, а стала еще сочнее! — Он рванул к ней с намерением обнять и облапать. — Может погуляем по старой памяти до сеновала, а?
Близнецы синхронно шагнули вперед, перехватывая Марусю за талию и снова пряча ее за спинами.
— Та-а-а-а-а-ак… — протянул Жора. — Та-а-а-а-ак! Смотрю, защитнички нашлись! А я вас помню! Вы тогда нам всю ярмарку обломали! Мало я вас тогда отхуячил, могу добавить!
Маруся попыталась обогнуть Макара, чтобы снова вылезти на первый план, но он поймал ее, как шаловливого котенка и прижал к себе.
— Не лезь, — шепнул он ей на ухо. — Мы разберемся.
И отправил обратно, шлепнув по заднице.
— Ого! — от внимания Жоры это не ускользнуло. — Ого-го! Как ты ее, а? Ты один сестренку имеешь или вы в два ствола ее пердолите? Она отличает, кто ее ебет?
В общем, мечта Жоры наконец исполнилась — он нарвался.
Маруся даже не уловила, как все случилось.
Вот они стоят вчетвером — напружинившийся Жора, плечом к плечу близнецы и она где-то на обочине.
А вот уже пыль стоит столбом, на дороге россыпь алых капель, в ушах дикий рев, Макар отлетает к «минику», Никита скользит по щебенке подкатом.
Еще через мгновение голова Жора дергается, ноги подкашиваются и он летит затылком на капот трактора — интересно, у трактора есть капот? — думает как-то отрешенно Маруся, — и вот уже Макар вдавливает колено в спину лежащему в пыли бугаю, а Никита примеряется, чтобы пнуть его в печень босой ногой.
— Чем больше шкаф — тем громче падает, — комментирует он.
Маруся набирает в легкие воздух — и визжит.
Так пронзительно, что пролетающий в небе косяк гусей сбивается с курса и некоторое время потерянно мечется, не находя ориентиров, а местные радиостанции на пару секунд выходят из строя и возвращаются в эфир с хрипами и мерзким писком.
Когда трое мужиков, барахтающихся в пыли, обращают на нее внимание, Маруся стальным тоном командует:
— Вы. Оба. В машину. Сейчас.
Близнецы безропотно послушались — отпустили Жору, подняли с дороги свои слетевшие венки и устроились на заднем сиденье «мини».
Она, конечно, с трудом удержалась, чтобы не пнуть своего бывшего кавалера, но для этого пришлось бы надевать босоножки, поэтому Маруся ограничилась ледяным взглядом и проследовала на свое место водителя.
Пришлось забраться одним колесом в канаву, но все-таки удалось обогнуть трактор и выбраться на дорогу к поселку без потерь. Всю дорогу близнецы молчали, молчала и Маруся.
Загнала машину во двор, выбралась из нее и развернулась к Макару и Никите.
У одного была свезена кожа на ноге, у другого красовалась ссадина на скуле. И у обоих были сбиты костяшки.
— Что мне с вами делать… — вздохнула она и покачала головой. — Несите аптечку.
— Будем играть в доктора? — обрадовался Макар.
— А ты разденешься? — тут же спросил Никита.
— Чтобы мои братья пердолили меня в два ствола? — процедила она сквозь зубы.
Они переглянулись. Развернулись и направились к воротам.
— Эй! Вы куда? — крикнула вслед Маруся.
— Мы все-таки забьем эти слова в глотку одному ублюдку, — не поворачиваясь, бросил Макар. — Чтобы ты их больше не вспоминала.
— Стоять! — В голосе вновь зазвучала сталь.
Они остановились.
Маруся подошла к ним и вгляделась в искаженные злостью лица.
— Вернитесь и принесите мне аптечку, — сказала она. — Хватит маяться дурью.
— Это хороший фокус, — сказал Никита, глядя на нее холодным взглядом. — Но одноразовый. Твои приказы мы будем выполнять отныне, только если они будут отданы в голом виде.
Маруся фыркнула и одним движением стянула с себя сарафан.
— Вернитесь и принесите мне аптечку, — сказала она, любуясь тем, как плывут взгляды близнецов, блуждающие по ее телу. — А когда я закончу…
Она шагнула вперед и положила ладони на их мгновенно откликнувшиеся члены под джинсовыми шортами.
— В два ствола? — хрипло уточнил Макар.
— В два ствола, — кивнула Маруся.
35
Когда-нибудь, когда Никита и Макар станут взрослыми, опытными и слегка циничными мужчинами, они научатся трезво мыслить, даже когда перед ними стоит обнаженная женщина, на которую стоит так, что мутнеет в голове.
Они обязательно научатся отказывать даже самой любимой женщине, когда ее просьба идет вразрез с тем, что они считают правильным. Обретут то особое мужское свойство, которое заставляет упираться до конца, даже когда ясно, что они не правы.
Когда-нибудь.
Но пока им двадцать.
И перед ними стоит, вся облитая солнечной карамелью, тоненькая, нежная, дерзкая, невыносимая сводная сестрица. Ее маленькая острая грудь с темно-розовыми крупными сосками вызывающе торчит вперед, светлые локоны разметались по плечам, в голубых глазах пляшут молнии. Она очень, очень грозная — и оттого еще неистовей хочется сграбастать ее в объятия, стиснуть до хруста костей, ворваться, натянуть, наполнить ее собой. Выгнуть в невероятную позу, вывернуть, скрутить — довести до дрожи, до криков, до бессилия.
Хочется так, что сжимаются зубы и напрягаются мышцы.
Поэтому Макару с Никитой абсолютно наплевать на какого-то там тракториста, о котором Маруся велит им забыть. Кто? Какой Жора? Какой трактор? Внешний мир больше не существует — но присутствие во внутреннем этой тоненькой, белокурой и бешено желанной компенсирует все на свете.
Они снова одновременно, не переглядываясь, расстегивают шорты и тянут их вниз, сбрасывают футболки и остаются перед Марусей абсолютно голыми — как древние олимпийцы, абсолютно не смущаясь своей наготы, даже несколько гордясь ею. В отличие от древних олимпийцев — гордясь еще и налитыми
