Он отвернулся и взялся за ручку двери.

— Ты ведь работаешь на ее мужа? Так она сказала за ужином в первый вечер. Сказала, что обычно ты всюду ездишь с ним, и она понятия не имеет, почему он отправил тебя с ней, и как будет без тебя обходиться. Ее всерьез терзает совесть, ты заметил? Из-за того, что ты здесь и так несчастен.

— Знаю.

— Но я подозреваю, что о многом она все же не догадывается — скажем, об одной из причин твоих страданий. Я прав?

Седрику словно что-то сдавило горло, мешая дышать.

— Не думаю, что это имеет к тебе какое-то отношение.

Карсон оглянулся через плечо.

— Может быть. Но я давным-давно знаком с Лефтрином. И еще ни разу не видел, чтобы он настолько потерял голову из-за женщины. Да и Элис, как мне кажется, не на шутку им увлечена. По мне, так если ее муж нашел в жизни толику радости, то и она заслуживает того же. И, может быть, Лефтрин тоже. И они оба могли бы обрести эту радость, если бы Элис считала себя вправе ее искать.

Охотник взялся за щеколду, собираясь открыть дверь. Седрик совладал с голосом.

— Теперь ты расскажешь ей?

Карсон ответил не сразу. Он постоял у приоткрытой двери, глядя в щель. Вечер постепенно перетекал в ночь. В конце концов, охотник тряхнул косматой головой.

— Нет, — ответил он, вздохнув. — Не мое это дело. Но, по-моему, тебе стоило бы.

Он выскользнул за дверь плавно, словно крупный кот, и плотно закрыл ее за собой, оставив Седрика наедине с его мыслями.

В этот день они шли дольше обычного под мутным, грязным дождем, от которого кожа шелушилась и зудела. К вечеру берега реки сделались неприветливыми, их сплошь затянули колючие ползучие растения. Наверху эти лианы, поднятые к солнцу раскидистыми ветвями деревьев, были усыпаны алыми ягодами. Непрекращающийся дождь отмывал до блеска листья и плоды и взбивал рябью поверхность воды. Харрикин вытащил свою лодку на берег, чтобы собрать немного ягод, но только исцарапался и перепачкался. Тимара даже не пыталась. Она знала по опыту, что добраться до них можно лишь сверху, спустившись по стволу дерева. Но и тогда это оставалось опасным делом, чреватым множеством царапин. Девушка прикинула, что они с Рапскалем слишком сильно отстанут от товарищей, пока она будет искать дорогу к верхушкам деревьев.

— Может, вечером, когда будет привал, — предложила она, увидев, с какой тоской ее напарник провожает взглядом свисающие гроздья.

Но когда стало смеркаться, а берега по-прежнему остались неприступными, Тимара смирилась с тем, что им предстоит ночевка на борту «Смоляного», с сухарями и соленой рыбой на ужин. Драконы с их чешуйчатыми шкурами, если придется, могут подобраться поближе к древесным стволам и там и переночевать без удобства, зато в относительной сухости. У хранителей такой возможности нет. Последнее ее столкновение с рекой явно это доказало. Да, чешуя на ней разрослась, но все равно не идет в сравнение с драконьей броней. От зубов Меркора остались отметины, хоть он и очень старался держать ее бережно. Тимару изрядно смутило то, что Сильве увидела, насколько она теперь чешуйчатая, когда помогала перевязывать эти царапины и ободранную левую руку. Почти все раны были неглубокими, только одна борозда на спине до сих пор ныла и была горячей на ощупь. Было больно, и Тимаре очень хотелось вытащить лодку на берег и поспать. Но драконы явно надеялись отыскать более подходящее место для привала, поскольку упорно брели вперед, и хранителям не оставалось иного выбора, кроме как следовать за ними.

Драконы уже казались темными контурами на фоне мерцающей воды, когда Тимара с Рапскалем к ночи их нагнали. Они рассыпались по длинной и широкой илистой косе, которая, изгибаясь, уходила в реку. Отмель была сравнительно новой, и деревьев на ней пока не росло. Вдоль ее хребта пробивались только редкие кусты и пучки травы. Но дров для костра хватало с избытком — к берегу прибило огромное бревно, за которое зацепился целый ворох мелкого плавника. Сойдет.

Девушка сильно толкнулась, и нос их суденышка вылетел на топкий берег. Рапскаль бросил весло в лодку, прыгнул за борт, схватил фалинь и вытащил суденышко еще дальше на отмель. Тимара со стоном отложила собственное весло и с трудом разогнулась. От постоянной гребли она стала сильнее и выносливее, однако к концу каждого дня все равно сильно уставала, и мышцы ее ныли.

На Рапскале непривычно длинный переход, кажется, не отразился вовсе.

— Пора разводить костер, — бодро объявил он. — И обсыхать. Хорошо бы, охотники принесли мяса. Рыба мне осточертела.

— Да, мясо пришлось бы кстати, — согласилась Тимара. — И костер тоже.

Остальные хранители тоже вытаскивали лодки и устало выбирались на берег.

— Будем надеяться, — отозвался Рапскаль и, не обернувшись, исчез в темноте.

Тимара вздохнула, глядя ему вслед. Его неизменная жизнерадостность и бодрость духа утомляли ее почти так же сильно, как и поддерживали. С досадой вздохнув, она принялась раскладывать по местам снаряжение, раскиданное Рапскалем по дну лодки. Перепаковав свои вещи так, чтобы одеяло и посуда оказались сверху, она отправилась вслед за товарищем. Костер сложили с подветренной стороны бревна, так что оно и горело само, и защищало огонь, и отражало жар. Язычки пламени уже начали расцветать. Рапскаль изрядно наловчился разводить костры и никогда не уставал от этой работы. Кисет со всем необходимым неизменно висел у него на шее. Бесконечная мелкая морось шипела, соприкасаясь с огнем.

— Устала? — донесся из темноты слева негромкий голос Татса.

— Еще как, — отозвалась она. — Это путешествие вообще когда-нибудь закончится? Я уже забыла, как это — ночевать в одном месте больше пары ночей подряд.

— Это еще не самое худшее. А вот как только мы доберемся туда, куда стремятся драконы, нам придется поворачивать и возвращаться обратно, вниз по реке.

Тимара на миг застыла.

— Ты бросишь свою драконицу? — тихонько прошептала она.

Девушка так до сих пор и не помирилась с Синтарой и вспоминала о ней с горечью. Тимара заботилась о драконице, как и прежде, чистила шкуру и добывала для нее еду, но разговаривали они мало. И тем разительнее воспринимались эти перемены, когда Тимара видела, с какой нежностью относятся друг к другу некоторые драконы и хранители. Татс с Фенте были очень близки. Во всяком случае, так казалось Тимаре.

Татс накрыл ладонями ее плечи и легонько сжал.

— Не знаю. Думаю, это много от чего зависит. Иногда мне кажется, что я ей нужен, что она даже привязана ко мне. А иногда, ну…

Хоть Тимара и вывернулась из его рук, ее тело отметило, насколько приятным оказалось это теплое прикосновение для ноющих мышц. Татс отступил на шаг, уловив ее недовольство. А сознание девушки жарким приливом затопили образы Грефта и Джерд, прильнувших друг к другу. На мгновение она задумалась, не стоит ли повернуться к Татсу, и даже отважилась вообразить, как гладит руками его теплую обнаженную спину. Но тут же вздрогнула, представив, как его ладони скользят по ее чешуйчатой коже. Все равно, что ласкать теплую ящерицу, высмеяла она себя и крепко сжала губы, чтобы не закричать от такой несправедливости. Может, Грефт с Джерд и не отказывают себе в запретном, но, должно быть, это стало возможным лишь потому, что отверженными были они оба. Их не смущали чужие отметины Дождевых чащоб. С Татсом этот номер не пройдет. Он из татуированных и родился не здесь. У него кожа гладкая, как у девчонки из Удачного, он не изуродован ни наростами, ни чешуей. В отличие от нее.