Несмотря на недвусмысленность этого указа, мнения юристов по поводу дуэлей разделились. Немало их посчитало, что этот вид дуэлей (т. е. споры, затрагивающие вопросы чести) может быть разрешен в тех случаях, когда знатный человек подвергся оскорблению и не может найти судью, или противоположная сторона отказывается явиться в суд. Если же оскорбленная сторона может найти судью, она обязана защищать свою честь в обычном суде. Другие ведущие юристы возражали, что дуэли должны быть запрещены вне зависимости от того, что послужило поводом для ссоры. В кратком комментарии, сделанном гражданским лицом в XVII веке, заслуживает внимания тот факт, что юристы, которые считали допустимой дуэль с участием знатного человека (поскольку они полагали, что такие люди защищены от судебных преследований), скорее всего, сами принадлежали к высшему сословию. Эти возражения могут толковаться настолько широко, что найти им основания в законе невозможно. Тем не менее это делает их тем более значимыми, поскольку привилегии, применимые только к самой верхушке, распространялись таким образом на все дворянское сословие.

Однажды начавшись, процесс, разумеется, пошел дальше, и эти оговорки распространились на общественные классы, которые стояли близко в социальном и профессиональном отношении к мелкому дворянству, а именно на юристов и государственных служащих высокого ранга.

Служба закону и правосудию могла наравне с военной службой принести человеку дворянское звание или, по крайней мере, привилегии, сравнимые с привилегиями мелкого дворянства. По-видимому, в период зарождающегося абсолютизма стало складываться убеждение, что человек, носящий оружие, будь он офицер, чиновник или даже студент, имеет право быть своим собственным судьей по мелким юридическим вопросам. Подобная идея позволяет понять, откуда впоследствии появилось представление о «возможности дать удовлетворение», которое сплотило те слои общества, к которым это было применимо, и укрепило в них чувство принадлежности к привилегированному классу. Какую большую роль играл этот социологический фактор, особенно в Баварии, в формировании социального происхождения офицерского корпуса, мы видели в первой части. Тем не менее, с точки зрения конституции и политики в целом, это конкретное выражение классовой солидарности было анахронизмом, совершенно несовместимым с абсолютной государственной властью. Целью внутренней политики Гогенцоллернов того времени было строительство централизованного государства и подавление центробежных тенденций, для чего им было необходимо подавить эгоистичное упрямство своих вассалов и заставить их повиноваться.

Тем не менее в предисловии к своему исчерпывающему эдикту от 6 августа 1688 года о дуэлях курфюрст Фридрих II, впоследствии первый король Прусский, настойчиво старался подчеркнуть, что «всемогущий Господь дал право карать лишь Его Величеству и поставил на земле государей, наделенных властью использовать меч, чтобы пресекать злодеяния и несправедливости. Самоуправство, которым, по существу, является дуэль, ведет не только к пренебрежению божескими законами, но и к умалению авторитета судов, назначенных государем, оно навлекает на страну и ее жителей гнев Божий, подвергает опасности души дуэлянтов, за которые Христос заплатил столь дорогую цену, а также наносит ущерб добропорядочным жителям. Дуэли и другие подобные беспорядки часто уничтожают и калечат тех из нас, кто хорошо и порядочно служит и может служить нам и в будущем, Священной Римской империи и нашим землям, своей отвагой, опытом и добродетелями, как на гражданском, так и на военном поприще и в других сферах, включая молодых людей, обучающихся в академиях, находящихся в самом расцвете юных лет. Итак, эти бессмысленные потасовки теперь грозят сделаться почти распространенным явлением в наших землях и особенно при нашем дворе и в нашей армии… И следовательно, – продолжает курфюрст, – я принял решение усилить запрет моего предшественника на дуэли и провозгласить этот эдикт против всех подозрительных и незаконных дуэлей, поединков и нарушений мира и установить постоянный закон и распорядки, которые положат конец таким безответственным злодеяниям, дабы полностью искоренить дуэли, обеспечить каждому человеку его доброе имя, его честно заработанную репутацию и миролюбивое умонастроение и ввести самые суровые наказания всем преступникам без исключения, а также другим правонарушителям, которые намеренно попирают нашу вечную и милостивую конституцию». Далее в шестнадцати длинных статьях, составленных с образцовой ясностью и четкостью, следовало перечисление мер наказания с подробными, исчерпывающими списками дел. Простой вызов и принятие его карались увольнением со службы или конфискацией трехлетнего дохода наряду с заключением в тюрьму. Если дуэль все же проводилась (даже если не была пролита кровь), участников приговаривали к смертной казни, и такое же наказание применялось в случае, если дуэль проводилась за границей; секунданты подвергались наказаниям на тех же принципах.

«Те, кто разоблачают их, между тем будут вознаграждены нами: им будут переданы вещи и имущество виновных преступников и нарушителей этого эдикта». Это обещание, которое, возможно, не является деликатным в психологическом смысле, свидетельствует о твердом намерении автора и может быть объяснено предположением, что составитель закона пребывал в неком отчаянии, столкнувшись с неискоренимо упорной практикой поединков на дуэлях.

В ходе XIX столетия огромное значение придается попытке с помощью этого эдикта (сверх общего обещания о защите и покровительстве, впрочем, слишком общего, чтобы иметь практическую ценность) принять поистине эффективные меры, чтобы люди могли, не прибегая к дуэли, ограничиться сатисфакцией стороне, оскорбленной действием или словами. На этот счет в статье 11 указано, «что все оскорбления, не важно, состоящие из взглядов или жестов, дурных или обидных слов, должны в соответствии с тяжестью и обстоятельствами быть наказаны в суде согласно устному или письменному приказу посредством временного отстранения от службы, денежным штрафом, тюремным заключением или наказанием или, в случае аристократа, изъятием права на ношение меча. Такие деяния, как удары, затрещины или швыряние предметов в голову и т. д., влекут за собой наказание в виде тюремного заключения на три или четыре года. Но предварительно, до заключения виновного под стражу, он должен в присутствии других почтенных людей заявить, что он готов получить такие же удары и оскорбления от обиженной им стороны, и объявить устно либо письменно, что он поступил жестоко и неразумно, и попросить оскорбленную сторону простить его и забыть все это дело». Позднее среди всех пасторов распространилось правило, что один раз в год, в конце воскресной службы, они должны были напомнить своей конгрегации об этом эдикте. В последней статье эдикта даже запрещалось «всем подряд, к какому бы сословию или достоинству они ни относились, осмеливаться подавать нам ходатайство или прошение о снисхождении, например, в связи со счастливыми родами нашей королевы, рождением или свадьбой одного из наших принцев или принцесс и тому подобным, дабы не вызвать нашего негодования и недовольства».

Этот эдикт 1688 года дает нам представление о двух аспектах социальной жизни, которыми историки склонны пренебрегать, но которые помогают нам в понимании интеллектуального и социального развития в период после Тридцатилетней войны, когда мир современных государств еще только принимал свои формы. Эдикт также позволяет взглянуть на мир конституционных и этических идей, господствовавших в Пруссии. Для нас ценно то, что мы имеем дело с первым тщательно разработанным планом полного искоренения дуэльных поединков. Этот план до некоторой степени логичен: он не только угрожает дуэлянтам наказанием, но и идет дальше, устанавливая определенные правила для обеспечения обиженной стороне сатисфакции, посредством обыкновенного судебного процесса.