– Придется ловить и объяснять, – оскалу Акут-Аргала позавидует любой волк. – Любовью и лаской, любовью и лаской…

Кулак гоблина при этом размеренно ударяет по ладони, призванный, видимо, иллюстрировать тезис насчет любви. А может, и насчет ласки – кто их, гоблинов, разберет.

– К счастью, – замечает Виза-Ток, – за все время пути мы не встретили следов сколь-нибудь заметной ворожбы.

– Это ты не встретил, – возражает Генора-Зита. – Ты уже скоро на деревья натыкаться будешь от усталости.

– Вот как? – удивленно поднимает брови гоблин. – А что видела ты?

– Ведьма в селе, два дня назад – раз. Знаки вдоль дороги, старые, правда, им лет триста – два. Да и тот круг, куда нас выкинуло…

Теперь пришла пора удивляться сэру Джону.

– Вы же были без сознания? – уточняет он.

– Женщины любопытны, – усмехается в ответ Акут-Аргал. – Как только ты дал нам свободу, она поехала разбираться, что к чему.

– Это было неосмотрительно, – хмурится рыцарь. – Люди Ральфа Нормана…

– Пахнут так же, как некоторые из присутствующих, – возражает Генора-Зита, в упор глядя на сэра Томаса. – Если бы я попала в их засаду, значит, так мне и надо, тупице.

– Значит, так и надо, – бормочет сэр Томас мечтательно, но как бы про себя.

– И что с этим кругом? – прерывает зарождающуюся перепалку гоблинский командир. – Ты ведь так и не рассказала, я только сейчас сообразил.

– Жуть какая-то, – девушка ежится, словно от порыва ветра. – Там под каждым камнем зарыто… не знаю, что именно. Поверишь ли, я побоялась разбираться. Хорошо, что мы там были без сознания, короче.

– Церковь должна знать об этом месте, – монах хмурится, сжимая в руке висящее на шее распятье.

– В кои-то веки я с тобой соглашусь, – фыркает девушка, снова становясь прежней собой. – Мерзкое местечко.

– А потом все забудут, что там был круг, и на этом месте кто-нибудь построит постоялый двор, – задумчиво произносит Виза-Ток. – И в этом дворе начнут пропадать люди, и окажется, что хозяева сошли с ума и сами их убивают… и едят… или что-нибудь в этом роде.

Францисканец поспешно осеняет себя крестным знаменьем, а рыцари хмурятся.

– Вообще-то это случается и безо всякой магии, – мрачно подводит итог Акут-Аргал. – Тоже мне новость!

– Это точно.

– Скажи мне, сэр гоблин, – а вот с кем-то из вашего народа такое случиться может?

Акут-Аргал сгребает бороду в кулак и хмурится, размышляя. Смотрит, как бы ища поддержки, на Виза-Тока.

– Может, – кивает тот. – Но шансов меньше, конечно. Видишь ли, сэр Джон, мы помним все прошлые жизни…

– Я рассказывал ему, – говорит Акут-Аргал, а монах опять крестится.

– А! Хорошо. Ну так вот, это дает определенную… уверенность, что ли.

– Поддержку, – подсказывает Генора-Зита. – Как вот ему его священные книги. Если веришь во что-то, сломаться труднее.

Монах озадаченно переводит взгляд с одного гоблина на другого.

– Он не привык, что вы его хвалите, – усмехается барон. – Смутили человека.

– Смутишь такого! – весело возражает девушка. – Вот если я, к примеру… – она поводит плечами и берется за шнуровку легкой кожаной куртки.

– Не надо, – поспешно говорит смущенный монах.

– Не буду, не надейся.

– Так значит, гоблина сложнее свести с ума?

– На самом деле, смотря как сводить. Есть ведь два способа. Вот стану я монаху говорить всякие глупости. У него все в голове перепутается, и он свихнется. Так?

– Я не буду слушать твои лживые…

– Во-от! Видите? Его защищает вера.

Монах замолкает на полуслове, осознав, что его только что использовали в качестве наглядного пособия.

– Но есть и второй способ? – уточняет сэр Томас.

– Да. Можно повредить не содержимое сосуда, а сам сосуд. Взять камень – и с размаху. И если знать, куда бить, то человек сойдет с ума. Точнее, камнем, наверное, не получится…

Генора-Зита смотрит на Виза-Тока.

– Травки, – говорит тот. – Может быть, яды насекомых. Иглы. Боль. Свет – светом можно пытать так, что не сравнятся любые щипцы и крючья. Короче, да – повредить тело. Сделать так, чтобы голова не могла работать нормально.

– Ты упорно связываешь мышление с головой, – произносит монах. – А ведь это неверно. Я, между прочим, говорил со знающими людьми. Мозг – лишь место, где остывает кровь, а думают – сердцем.

– Вот уж сказал так сказал, сердешный!

– От всего сердца.

– Аж в груди все замерло.

– И как с ним разговаривать? Слушай, монах, – вот если я тебе дам по голове, ты можешь начать заикаться. Или путаться в словах. Или вообще… Так?

– Допустим, но это еще не является доказательством того, что голова…

– Ну вот, пойди к своим знающим людям и дай им по голове. Чтобы другим… голову… не морочили.

– Что с вами ни обсуждай, – вздыхает сэр Джон, – все сводите к насилию над бедным братом Томасом. – Не любите вы его, вот что я вам скажу.

– Ну… вообще-то он милый, – задумчиво тянет Генора-Зита, – хотя и зануда. Но все равно… От сапог у него не пахнет…

– Потому, что он ходит босиком, – возражает сэр Томас.

– В частности, поэтому.

– Ладно, хватит. Опять начали. Что вы за… гоблины!

– Просто поддерживаем беседу.

– Да, я так и понял. – Джон Рэд проследил полет чего-то вроде маленькой совы, обработанной Виза-Током и совершенно не испытывающей по этому поводу никакой радости, – до сегодняшнего дня он понятия не имел, что в здешних лесах водятся совы размером с воробья, – и продолжил: – Так значит, гоблина можно свести с ума только телесной мукой, ибо разум его защищен?

– Любую защиту можно пробить, – вздыхает Акут-Аргал. – Было проделано, не раз. С гоблином сложнее, но, вообще говоря, можно с кем угодно.

– Никто не совершенен, – философски замечает барон.

– Потом, есть гоблины без памяти…

– О?

– Редко, но этот механизм все же дает сбои. Тогда гоблин рождается, как принято говорить, в первый раз. Они уязвимее, они хуже учатся… Но из них часто вырастают мастера своего дела, ибо их упорство, в конце концов, может принести лучшие плоды, да и чужие знания не давят на них грузом.

– Интересно.

– Впрочем, обычно они принимают память одного из родов – знаешь, часто бывает, что в роду остается мало народу, и свежая кровь…

Генора-Зита и Акут-Аргал обмениваются быстрыми взглядами.

– Просто – принимает? Как?