На лице Верхоустина заиграл слабый румянец. Исчезла на лбу воспаленная жила. Губы порозовели. В синих глазах пропала пугающая темнота и вернулась восторженная нежность. Казалось, он побывал в иных мирах и снова вернулся на землю.

– Как вам средиземноморская рыба? – Верхоустин удалялся от тех миров, где побывал.

– Не жалею, что ее заказал. А ваш осьминог? – Лемехов чувствовал, как вокруг Верхоустина продолжает светиться накаленный воздух.

– В Сиракузах осьминога приготовляют иначе, с большим количеством специй. Но и здесь недурно.

К ним подошел официант в облачении венецианского дожа, в золоте и золоченых цепях.

– Могу вам предложить изумительный чай из Шри-Ланки? Его готовят специально по нашему заказу, и среди чайных коллекций мира он занимает одно из почетных мест.

Им принесли чашки из прозрачного розового фарфора. Чай был черно-золотой, благоухающий, и каждый малый глоток обжигал, доставлял наслаждение.

– Хочу вас спросить, Игорь Петрович. Вы знали, что я приеду на завод ракетных двигателей? И произнесли имя Пушкина специально, чтобы я обратил на вас внимание?

– Да, я должен был с вами познакомиться.

– И потом в церкви, у иконы «Державной», как вы узнали, что я приеду туда?

– Это судьба. Мы непременно должны были встретиться.

– А в Большом театре, в опере, вы там были или мне показалось?

– Я там был. Я же вам сказал, мы встретились, чтобы уже не расставаться.

Глаза Верхоустина полыхнули, как вода в весеннем озере, по которому пробежало солнце.

Внезапно колонны озарились аметистовым светом, ударила счастливая музыка. Зал с фонтаном наполнился лучами. И в переливах свирелей, в струнном звоне лир возникли полуобнаженные наяды, пленительные вакханки, проворные и страстные фавны. Танцевали, сливались в объятьях, плескались в воде фонтана. Появились гибкие девы с корзинами цветов, разбрасывали вокруг розы, гвоздики и хризантемы. И по этим цветам, как по ковру, шла босоногая женщина с распущенными волосами, в прозрачном платье, усыпанная цветами. «Весна» Боттичелли, торжествующая и прекрасная, с волшебной улыбкой всевластной любви. И за ней прекрасный стрелок с золотым колчаном и луком провел живого оленя, чьи рога украшали венки. Шествие исчезало среди лучей, водяных плесканий, поющих свирелей. Лемехов восхищенно смотрел на босоногую богиню. На столе пред ним лежала алая роза.

Лемехов совершал поездки по оборонным заводам, собирая под свои знамена «гвардию технократов». Оплот своей будущей партии. Превращал заводы в опорные пункты своей президентской власти. Он переживал вдохновение. Победа была достижима. Директора и конструкторы видели в нем лидера, долгожданного «вождя перемен».

Он приехал на Иркутский авиационный завод – любимое создание Сталина. Казалось, здесь, на берегу Ангары, среди старинных улиц и печальных колоколен, раскручивается ослепительный вихрь. Преломление лучей, кристаллы света, драгоценное стекло корпусов. Исчезают на глазах ветхие закопченные стены, опадают утомленные оболочки. Возникает новая плоть завода. Сила, красота, энергия.

Лемехов шел по цехам в сопровождении директора, широколобого сибиряка, чей изысканный, алюминиевого цвета костюм был созвучен металлической красоте самолетов.

Лемехов осторожно вел разговор, не сразу открывая директору свой партийный проект.

– Теперь я вижу, Степан Степанович, мы не напрасно пробивали глухие стены. Завод прекрасен. Не уступает «Локхиду» или «Бомбардье», честное слово. Эти чиновники в Министерстве финансов жалеют деньги на модернизацию. А потом эти деньги превращаются в особняки на Лазурном Берегу. Еще раз поздравляю, Степан Степанович, отличный завод.

– Нам Лазурный Берег не нужен, Евгений Константинович. У нас здесь берег Байкала. А заводу вы помогли. Мы видели, как вы бились в правительстве.

Лемехов замечал множество примет бурного повсеместного роста. Еще нераспакованные станки с японскими иероглифами. Стальные конструкции стен, на которые ложатся стеклянные панели. Голубой водопад сварки, который изливается из-под огромного, похожего на планетарий купола. Такие мгновенные перемены именуются преображением. Так бурно, сквозь угрюмые зимние тучи, врывается в мир весна. Так из сонной куколки рождается восхитительная бабочка. Завод-ветеран строил «самолеты Победы», крылатые машины великой советской авиации. Пережил мучительное безвременье девяностых. Получил мощные вливания. Принял заказы на сверхновые самолеты. Сам, подобно самолету, рванулся ввысь.

– Но мы должны понимать, Степан Степанович, что это временный, локальный успех. Каприз правительства, давление пацифистов, американское лобби в парламенте, – и нам могут урезать финансирование. Вместо заводов будут строить развлекательные центры. «Боинг», «Эйрбас» рвутся на рынок России. Крупные взятки, и наш гражданский самолет не найдет покупателя.

– Мы делаем самолеты не хуже «Боинга», Евгений Константинович. Нам нужны стабильные заказы и политическая воля в Москве. А ее-то ведь иногда не хватает.

Лемехов любовался мощным ровным движением металла. Великолепными, денно и нощно работающими станками. Неторопливыми операторами, нажимающими кнопки программного управления. Инженеры в безлюдных цехах управляли бессчетными механизмами. Директор в алюминиевом костюме источал силу и убежденность. Был человеком, занятым огромным делом, которое поручило ему государство.

– Нам, Степан Степанович, нужна политическая сила, которая отстаивала бы интересы промышленности, интересы инженеров. Инженеры должны участвовать в принятии стратегических решений, а не расхлебывать ошибки дураков. Мы живем в мире машин, а нами управляют юристы. Государство – это тоже машина, и государство нужно правильно конструировать. Солнечная система – это всего лишь подшипник с шарами планет.

– Согласен, Евгений Константинович. Машины повсюду. Сталин писателей называл «инженерами человеческих душ».

Лемехов наблюдал рождение самолета. Оно совершалось по законам, действующим в природе. По тем законам, по которым возникали планеты, зарождалась и усложнялась жизнь. Самолет рождался из крупиц, из крохотных деталей, из сияющих листов алюминия. На этих листах фрезы наносили тончайшие узоры и орнаменты. Сращивались узлы, укрупнялись конструкции. Появлялись элементы крыла и плоскости оперения, шпангоуты и полукружья фюзеляжа. Срастались, свинчивались, обретали стремительный контур. Насыщались приборами, компьютерами, дальномерами и прицелами.

Лемехов переходил из цеха в цех, из одного объема в другой. И возникло огромное пространство, похожее на дворцовый зал. В нем, среди лучей, длинными рядами, как экспонаты Эрмитажа, стояли самолеты. Мощные и изящные, застывшие и готовые мчаться в бесконечность, послушные человеческой воле и смертельно опасные. Устремленные в бой, к победам.

– Мне кажется, Степан Степанович, время создавать партию инженеров. Эта партия предложит стране стратегический план развития. Переход России с одного цивилизационного уровня на другой. Мы должны иметь мощное представительство в парламенте. Должны формулировать повестку дня. А в случае, если деструктивные силы попытаются захватить власть, мы должны ударить их по рукам.