И старания его оказались не напрасными.

Оказавшись, благодаря действиям Витте, в положении грубиянов, японские уполномоченные не смогли бы добиться удовлетворения всех их претензий. Наконец, Николай II, зная, что финансовое положение Японии не позволяло ей продолжать войну, заявил своему министру иностранных дел: «Передайте Витте мой приказ закончить завтра переговоры при любых обстоятельствах. Я предпочитаю продолжать войну, чем ждать великодушных уступок со стороны Японии». Комура, приехавший на переговоры победителем, вынужден был пойти на компромисс.

После конференции Витте поехал к президенту Рузвельту на его дачу в Сагамор-Хиллс на острове Ойстер-Бэй. «Мы у президента завтракали… Завтрак более чем простой, на столе, не покрытом скатертью, для европейца очень трудно варимый. Вина никакого – одна ледяная вода». Витте «был удивлен, как мало они [Рузвельт и многие американские деятели] знают политическую констелляцию (обстановку. – Ред.) вообще и европейскую в особенности… Мне приходилось слышать самые наивные, если не сказать невежественные, политические суждения…» Рузвельту Витте тоже не очень пришелся по душе… «Не могу сказать, что он мне понравился, – заявил президент. – Я полагал, что его хвастливость и заносчивость не только глупы, но и шокирующе вульгарны по сравнению с благородной сдержанностью японцев. Кроме того, он произвел на меня впечатление человека эгоистичного и полностью лишенного идеалов».

В Россию С. Ю. Витте вернулся довольный тем, что им было достигнуто. «Меня всюду возносили и возвеличивали. Сам государь был нравственно приведен к необходимости дать мне совершенно исключительную награду, возведя меня в графское достоинство. И это при личном ко мне нерасположении его и в особенности императрицы и при самых коварных интригах со стороны массы царедворцев и многих высших бюрократов, столь же подлых, как и бездарных».

И действительно, Витте провел переговоры блестяще. «Никто из профессиональных дипломатов не мог бы сделать того, что было сделано им», – писал А. П. Извольский, вскоре ставший русским министром иностранных дел. Царь принял С. Ю. Витте на борту своей яхты в сентябре 1905 года. «В Бьерке к нам явился Витте, – сообщал Николай II своей родительнице. – Он был прост и весьма интересен. После длинного разговора с ним, когда я объявил ему о графском титуле, с ним почти случился „столчок“, и он затем три раза старался поцеловать руку!»

Цусима положила конец «священной миссии» России в Азии. Побитый и уничтоженный японскими «макашками», русский гигант снова направил свои взоры в сторону Европы. Наблюдавший из Берлина за ходом войны кайзер был вполне доволен ее исходом. Такого соседа, как русский царь, – без флота, с разбитой армией, разочарованным, озлобленным народом – опасаться было нечего. Вильгельм был уверен, что Николай II по-прежнему расположен к нему. Он утешал царя: дескать, поражения терпели даже Фридрих Великий и Наполеон. Вильгельм изображал из себя этакого верного союзника России, «защищавшего» ее границы в Европе от его собственного союзника, Австрии. И теперь, после провала авантюры на Дальнем Востоке, в которую сам же и втянул русского государя, кайзер стал вновь добиваться своей прежней цели – разрушить союз России и Франции, соблазняя Николая II создать альянс самодержцев – русского и германского.

Особенно ярким тому примером явилась его встреча с царем в Бьерке у побережья Финляндии в июле 1905 года. Непосредственным ее поводом послужила шумиха, поднятая прессой после инцидента на Доггер-Банке. Британская печать, требовавшая, чтобы корабли британского королевского флота не позволяли немецким пароходам снабжать углем суда русской эскадры, привела Вильгельма в состояние бешенства. На письмо германского императора Николай II ответил следующим образом: «Я вполне разделяю твое неудовольствие по поводу поведения Англии… Безусловно, пора положить этому конец. Единственное средство этого достигнуть, как ты говоришь, это – чтобы Германия, Россия и Франция пришли к соглашению уничтожить англо-японское высокомерие и нахальство. Составь и набросай, пожалуйста, проект такого договора и сообщи мне его. Как только он будет нами принят, Франция должна будет присоединиться к своей союзнице».

Вильгельм II чрезвычайно обрадовался и принялся составлять проект такого соглашения. На следующее лето кайзер направил царю частную телеграмму, в которой приглашал кузена встретиться с ним в море в качестве «простого туриста». Николай Александрович согласился и вышел на своей яхте из Петергофа, не взяв с собой никого из министров. Вечером того же дня обе яхты – «Гогенцоллерн» и «Штандарт» – бросили якоря в одной из финских шхер. Два императора встретились за ужином. На следующее утро Вильгельм полез в карман и как бы случайно извлек оттуда проект договора о союзе между Россией и Германией. Одно из условий заключалось в том, чтобы сообщить Франции о таком соглашении после его подписания и предложить ей, если она того пожелает, присоединиться к России и Германии. По словам кайзера, Николай II, прочитав проект, заявил: «Превосходно. Я согласен».

«Тогда, может, ты подпишешь документ? – небрежно произнес Вильгельм. – Это будет напоминать мне о нашей встрече».

Николай II поставил свое имя на документе, Вильгельм торжествовал. Со слезами радости на глазах он сказал царю, что их общие предки смотрят на них с небес и с восторгом одобряют их действия.

Вернувшись в свои столицы, оба императора были неприятно поражены. Германский канцлер, фон Бюлов, осудил договор, назвав его бесполезным для Германии, и грозился подать в отставку. Расстроенный кайзер написал канцлеру полное отчаяния письмо: «На следующее утро после твоего прошения об отставке ты не застанешь своего императора в живых. Подумай о моей бедной жене и детях». Ламсдорф, русский министр иностранных дел, пришел в ужас. Он не верил своим глазам и ушам. Союз с Францией является краеугольным камнем внешней политики России, объяснял он царю. Подобный факт нельзя так легко сбрасывать со счетов. Франция никогда не вступит в союз с Германией, а Россия, в свою очередь, не вправе заключить такой союз без предварительных консультаций с Францией.

Впоследствии Вильгельма уведомили, что составленный им проект соглашения в том виде, в каком он предложен, не может быть ратифицирован. Кайзер воззвал к царю, страстно убеждая его пересмотреть свое решение: «Твой союзник совершенно покинул тебя в течение всей войны, в то время как Германия помогала тебе как могла… Мы соединили руки и подписали договор пред лицом Бога, который слышал наши обеты. Что подписано, то подписано, и Бог тому свидетель». Однако Бьеркские соглашения так и не были официально одобрены, и вскоре переписка кузенов почти прекратилась. Да и влияние кайзера на русского императора резко пошло на убыль. Но глаза у царя открылись слишком поздно. К 1905 году он проиграл войну, и Россия на всех парах неслась к революции.

«Маленькая победоносная война», которой так страстно желал министр внутренних дел Плеве, завершилась, но сам он ее конца не дождался. В. К. фон Плеве был профессиональным полицейским. Самым блестящим эпизодом в его карьере был арест всех лиц, причастных к убийству Александра II. Назначенный в 1902 году после гибели его предшественника от рук террориста, Плеве, по словам одного из его сослуживцев, был хорош для выполнения мелких поручений, но недостаточно умен для государственной деятельности. Став министром, он запретил какие бы то ни было политические собрания. Студентам не разрешалось собираться на улицах Москвы и Санкт-Петербурга. Без предварительного письменного разрешения полиции нельзя было приглашать к себе на вечеринку больше чем самое малое число гостей. Предметом особой ненависти Плеве было пятимиллионное еврейское население России[25]. Подвергаемые репрессиям русские евреи в массе своей становились террористами. При Плеве полиция закрывала глаза на действия антисемитов. В его бытность министром внутренних дел произошел знаменитый дикий и жестокий кишиневский погром, во время которого разъяренной толпой было убито 45 евреев и разрушено 600 домов, где жили еврейские семьи; полиция вмешалась лишь на следующий день. Правительство осудило погром, губернатор был снят с должности, погромщики были арестованы и наказаны, но Плеве сохранил министерский пост. С. Ю. Витте заявил Плеве, «что при той политике, которую он ведет… он неизбежно погибнет от руки какого-нибудь фанатика». И действительно, 15 июля 1904 года под карету, в которой ехал Плеве, была брошена бомба и он был убит.