В работе он был скрупулезно честен и обходителен — предоставление такого рода услуг стало профессией, вне ее он вел открытую жизнь добропорядочного человека. Только мисс Хоукинс была исключением. Мысли о ней не давали ему покоя и терзали душу — она была обманута им во всем. Поэтому он всегда появлялся у нее в одном и том же костюме их первой встречи и скрывал свою отточенную большой практикой виртуозность, тем более что ее простые заказы и не требовали мастерства. Но визиты к ней повторялись с завидным постоянством, и так незаметно и нежно он вытряхнул из нее больше тысячи фунтов. Каждый раз, приходя к мисс Хоукинс, Брайан чувствовал себя не в своей тарелке не от осознания аморальности занятия как такового, а от явного жульничества по отношению к ней. Иногда она задавала робкие вопросы о капиталовложениях, которые он сделал для нее, но каждый раз он уходил от этой темы, отделываясь туманными объяснениями. Когда-нибудь, он знал и страшился этого, когда-нибудь она перестанет быть столь застенчива и наберется храбрости, чтобы потребовать полного отчета.

Конечно, он в любой момент мог бросить ее. Да и потом, неоспоримое преимущество его бизнеса состояло именно в том, что жульничество было практически недоказуемо и ненаказуемо. Ну кто из обманутых «любительниц сладкого» обратится в полицию? Все так. Но, несмотря на все успокоительные отговорки, Брайан искренне сочувствовал ей, своей первой клиентке, и сожалел, что она так и не продвинулась дальше скромных желаний прилежной школьницы. Едва ли он решится когда-нибудь рассказать ей, что ее деньги ушли вместе с его матерью в «Петунью», откуда уже не было возврата и тем более процентов. Ведь первоначальный взнос обеспечивал лишь возможность помещения туда матери и был обязательным и безвозвратным. Только в случае смерти часть этого взноса засчитывалась в счет похорон. В самом начале Брайан собирался поместить деньги мисс Хоукинс, как и обещал, под выгодные проценты, но, когда из «Петуньи» пришел счет на оплату зарезервированного места, ему пришлось забыть о данном обещании — это была единственная крупная сумма в его руках. Доходы от остальных клиенток уходили на еженедельные нужды, и бедная мисс Хоукинс навсегда лишилась своих сбережений. Иногда, правда, Брайан немного добавлял от себя к заказанным ею блюдам — этого требовала его ноющая совесть. Но и нарушать правила рыночных отношений он тоже боялся, чтобы не давать ей бессмысленной надежды. К тому же теперь у него была Виолетта, а это совсем другое.

Пока ждал такси на углу, проверил свой ежедневник. Как он и опасался, именно на сегодня было назначено свидание с мисс Хоукинс. Хорошо бы она не надумала отмечать с ним Новый год: не хотелось опять вводить ее в лишние траты.

Он поймал такси и вернулся к дому. Мать ждала его у подъезда, как несчастная беженка, опершись коленями о сумки. Ее глаза горели, под ногами темнела небольшая лужица. Брайан поднял сумки. Она пошатнулась. Он подал ей руку. Вдруг мать сделала нечто неожиданное: ее пальцы скользнули по рукаву его пальто, и она вложила свою руку в его ладонь. Никогда в жизни он не держал ее руки, и сейчас ему казалось, будто холодная, скользкая змея заползает ему в рукав. Он схватил мать за локоть и почти затолкал ее в машину. Такси тронулось. Она ни разу не оглянулась… Она прожила в этом доме больше сорока лет — и ни разу не оглянулась. Как будто у нее не было никакой истории и воспоминаний, никаких неудач и провалов. Ее не будет мучить ностальгия. Через пару недель она забудет обо всем, даже цвет обоев на стенах своего бывшего дома: они просто выцветут в ее памяти окончательно.

В «Петунью» они должны были прибыть как раз к ланчу. Все было устроено и продумано. Брайану удалось найти для матери комнату в пристройке к основному зданию. Здесь было немного дешевле, условия те же, даже своя ванная, только чуть длиннее путь в столовую, от которой пристройку отделяли несколько зеленых газонов. В этом здании уже жили четыре постоялицы — неплохая компания. А одна из них, миссис Винтерс, проявляла явное желание сблизиться с его матерью. Она не вызывала в нем симпатии, очевидно, и остальные дамы предпочитали избегать ее. Миссис Винтерс с нетерпением ожидала прибытия миссис Воттс.

Такси въехало в ворота «Петуньи» и остановилось у входа в пристройку. Их встретила санитарка и проводила в комнату миссис Воттс. Брайан не успел бросить на кровать сумки, как в дверях появилась миссис Винтерс. Это была сухая, суровая дама. Ее морщинистое лицо неловко растянулось в принужденной улыбке. Казалось, она родилась с этими морщинами несчастья и нелюбви на лице, а годы только огрубили и углубили их. Ему страшно хотелось поскорее сбежать.

Как только Брайан начал распаковывать вещи матери, миссис Винтерс почти вплотную подошла к кровати и впилась немигающим взглядом в содержимое чемодана, стараясь подробно разглядеть имущество и определить статус своей будущей наперсницы. Брайан вынул пару нового нижнего белья, недавно купленную на легальные доходы, и два платья в цветочек. Все вещи в чемодане были переложены листами тонкой цветной бумаги, которую Брайан обычно использовал для оформления меню. Изысканно упакованные сумки матери больше походили на багаж новобрачной, и миссис Винтерс, очевидно, тоже с удовлетворением отметила это.

Послышался звонок.

— Это зовут к ланчу. Сегодня среда, значит, будет печенка.

В ее голосе звучало удовольствие от предвкушения обещанного блюда, но лицо сохраняло холодное, суровое выражение.

Санитарка была уже у дверей, пригласила Брайана остаться на ланч. В «Петунье» так было принято — в день прибытия новых постояльцев приглашать к трапезе их близких. У Брайана была назначена клиентка на четыре часа дня, и он от нечего делать мог себе позволить попробовать угощение повара фешенебельной богадельни. Он принял приглашение, и санитарка поспешила сообщить в столовую о присутствии на ланче гостя.

— Хотите посмотреть мою комнату? Это следующая дверь, — не отставала миссис Винтерс.

Миссис Воттс было любопытно увидеть комнату новой соседки, и она дергала Брайана за рукав. Они последовали за миссис Винтерс в ее жилище. Комната была стандартной, такой же, как и у матери, но, оказавшись внутри, Брайан ясно ощутил, что суровая миссис Винтерс живет здесь не одна. Да, похоже, она жила здесь с Иисусом Христом: Его присутствие было везде, Его светлый лик смотрел на пришедших отовсюду. Над изголовьем кровати Он провозглашал, что Он и есть любовь, на прикроватном столике Он истекал кровью на распятии. На каминной полке Он был младенцем в яслях, окруженным коровами и сеном из папье-маше. У телевизора, как бы противостоя всему, что было ниже Его, под Ним, Он возвышался в позе учителя и пророка. Его рука была простерта к заблудшим грешникам. Но все же главной фигурой всей святой композиции была керамическая Богородица, прикрытая сверху полиэтиленовым пакетом, который миссис Винтерс убирала обычно только в дни празднования Рождества. Сегодня она сделала исключение, чтобы показать гостям предмет своей гордости. Дело здесь было не просто в красивом лице Богоматери. Миссис Винтерс легонько дотронулась до святой, и от поворота руки Девы Марии заиграла мелодия «Священной Ночи». Миссис Винтерс дождалась окончания «Тихой Ночи» и опять накрыла Богоматерь пакетом. Все это походило на кусочек Диснейленда, чем, видимо, и гордилась миссис Винтерс. Сейчас она оглядывалась вокруг, пытаясь найти для демонстрации что-нибудь подходящее из своей светской жизни. Подошла к туалетному столику, где стояла большая групповая фотография, похожая на фотографию выпускников какого-то учебного заведения. Суровая сухая женщина в центре, окруженная со всех сторон детьми с застывшим страхом на лицах.