— Не зашел, — продолжал Джон, — не желая ее беспокоить. Хотел постучать, но увидел, что ты в мастерской.

Она молча кивнула. Не хотела рассказывать о работе. Она личная, принадлежит ей одной. Вместо того спросила:

— Почему ты здесь поселился?

— Хочешь, чтобы я вернулся в Ирландию?

— Я имею в виду, здесь, на берегу. Берни наверняка устроила бы тебя в Академии, или Том…

— Просто мне показалось, что так будет правильно.

— В хижине, в старом заплесневелом доме, который вот-вот рухнет, и северо-западный ветер сдует тебя во сне в море?

— Это не огорчит тебя, Хонор, — мрачно сверкнул он синими глазами. — Ну, не важно. Не хочу тебя ставить в тяжелое положение.

— Я уже в тяжелом положении, — заявила она, чувствуя, как сильно колотится ее сердце. — Не знаю, как с тобой себя вести, что говорить, что чувствовать. Боже, когда я увидела лежавшую на берегу Агнес, сразу вспомнила Реджис в шоке, в беспамятстве… думала, что она никогда уже не будет прежней.

— Знаю, — кивнул Джон.

— До сих пор вижу на песке кровь Агнес…

Хонор оглянулась: песок был уже чистый, вымытый волнами, продутый ветром, хотя она могла бы поклясться, что по-прежнему видит кровь.

— Я каждый день об этом думал и думаю, — сказал Джон.

— Потом ты от нас ушел.

— Ушел? Не по своей воле — меня арестовали.

— Ты мог опровергнуть обвинение! — взорвалась Хонор. — Если мы тебе были так дороги, почему не боролся, чтобы к нам вернуться? Ты защищал Реджис! Родную дочь! Разве можно было поступить иначе?

— Нельзя, — вновь сверкнул он глазами.

— А тогда почему смолчал? Почему не сказал?

— Ты не поймешь.

— Знаю, Джон. И в Ирландии не поняла. Ни при первом свидании с тобой в тюрьме, ни при следующих, даже при последнем. Никогда не могла понять. Зачем ты сел в тюрьму? Из вечного упрямства?

— Я убил Грегори Уайта, — произнес он ровным тоном, но с бешеным взглядом.

— Знаю, — подтвердила Хонор. — И знаю, что он на тебя напал. Когда-нибудь ты мне расскажешь всю правду? Объяснишь, зачем пошел в тюрьму, не сказав ни единого слова в свое оправдание?

— Хонор…

— А я тебе расскажу, как это приняли девочки. — Она понимала, что обезумела. Ярость, зародившаяся в мастерской у мольберта, сейчас вскипела, выплеснулась через край. — Они были в полном отчаянии. Так по тебе тосковали, что я за них боялась. Реджис выходит замуж. Потеряв отца, вцепилась в первого парня, попавшегося на глаза. С Сесилией пока все в порядке — она еще маленькая. Агнес… Даже не знаю, с чего начать.

— Что с Агнес?

— Ей являются видения. Ты не ослышался. Узнав о видении Берни, она страстно желает сама что-то увидеть. По вторникам молчит — во вторник ты убил Грега Уайта…

— Господи, — охнул Джон.

Хонор повернулась и побежала. Он догнал ее, схватил за руку, испугав своим видом — кожа на скулах натянулась, синие глаза горели.

Несколько секунд они смотрели друг на друга. Она видела в его взгляде былую, давно знакомую надежду. Он на миг, на секунду поверил, что все еще может быть хорошо, должно быть хорошо. А она совсем выдохлась, почти жалея, что во всем обвиняет его. Смотрела ему в глаза и видела слезы, понимала, как ему тяжело. Ждала, что он скажет, но Джон вместо того безнадежно вздохнул, отвернулся, направился к камню, поднял кирку и набросился на него, как на злого врага. Снова раздались удары железа о камень, в которых ей послышался колокольный звон.

— Что ты делаешь?

— Разбиваю валун, — бросил он через плечо, размахивая киркой. — Этот камень изувечил Агнес, и я должен его уничтожить.

— Да ведь это камень, — крикнула Хонор. — Ты не сможешь разбить его в пыль!

Джон даже не ответил, колотя киркой. Мышцы напряглись, взбухли, он бил с ненавистью, высекая искры. Она, ошеломленная, попятилась, не в силах вымолвить ни слова, одновременно растроганная и возмущенная.

Уходя, видела — он не соображает, что делает. Видела обуявшую его ярость, узнавая мужчину, которого всегда любила, а иногда боялась. Повторяется одно и то же, ничего не меняется. Всю дорогу домой слышала бешеные удары, которые не прекращались и даже не утихали. Грохотали всю ночь.

Хонор совсем не спала. Ее тянуло в мастерскую — видно, получила хороший заряд от Джона. И она сдалась. Работала быстро, с упоением. Новая картина вышла необычной, абсолютно не похожей на тонкие изящные морские пейзажи, портреты, написанные для учениц. Но это был крик ее души.

С восходом солнца, когда на темно-синем небе с востока на горизонте появилась розовая полоска, Хонор бросила кисти, измученная, но ликующая. Утренний свет мягко ложился на землю. Она вышла через черный ход в виноградник. Птицы защебетали в ветвях, над волнами прилива закричали чайки.

Хонор шла вдоль каменной стены. С каждым шагом сердце билось все быстрей. Она вздрогнула, увидев, как рыжая лиса вскочила на стену, пробежала несколько шагов и спрыгнула с другой стороны. Поднявшись на вершину холма, посмотрев вниз на берег, Хонор точно знала, что ей предстоит увидеть, и не ошиблась.

Валун исчез.

За одну ночь Джон уничтожил то, что миллион лет назад было создано льдом и огнем — камень, о который разбилась их дочь. Удары наконец прекратились. Он сидел на берегу, глядя, как восходит солнце над тихим проливом. Она пару минут постояла, наблюдая за ним.

Джон был погружен в свои мысли. Неизвестно, в какие, хотя в тот миг ей больше всего на свете хотелось бы это узнать. Он не оглядывался, даже не шевелился.

Попятившись, Хонор молча пошла по густому зеленому винограднику к своим спавшим дочкам.

Для Джона время пошло иначе. В тюрьме были расписаны каждые пятнадцать минут: подъем, завтрак, пересчет по головам, прогулка, сон. Здесь время отмеряют прилив и отлив, восход солнца, перемена погоды, ход луны в небе, Хонор. Ему хотелось, чтобы она пришла и увидела, как он расправляется с камнем. Хотя он боялся ее испугать, и даже сам пугался, набрасываясь на валун в слепой ярости. Мышцы его болели, спину сводили спазмы, плечи горели огнем. Увидев Агнес в больнице, он сразу понял, что должен это сделать. Хонор всегда утверждала, что страсти берут над ним верх, и теперь точно в том убедилась. Ее горе чувствуется остро, живо, она злится, что он безропотно пошел в тюрьму, оставив ее в смятении и сомнениях. Поэтому Джон и сам разозлился — не на нее, а почти на все прочее.

Его обуяла ненависть к камню, из-за которого пострадала Агнес, — все дочки страдали во время его заключения, — и он выместил злобу на валуне. Глядя теперь на мелкую водную рябь, почти смущался при мысли о том, что подумала Хонор.

Мяу!..