«Я хочу жить собственной жизнью, а не только ради детей».

«Воспитание нового человека – высокая цель, но иногда мне нет до нее дела».

«Меня мучает повседневная рутина. А дети еще так малы! Мне предстоят долгие годы однообразия и скуки».

«Иногда я не люблю собственных детей!»

Когда я сравниваю свои мысли и подход моих родителей «Дети прежде всего», то чувствую себя настоящим чудовищем.

И средства массовой информации ничего не делают для повышения моей самооценки. Радио, телевидение, журналы посылают родителям совершенно не вдохновляющие послания:

Воспитание детей должно быть естественным, спонтанным, радостным процессом. (Да, конечно, бывают сложные моменты, но чувство юмора поможет вам преодолеть любые штормы.)

Нужно уметь расслабляться. Обладающие этим умением родители учат тому же своих детей.

Родители должны быть более: более гибкими, более глубокими, более понимающими, более веселыми, более знающими.

И они должны делать больше! Гуляйте с детьми. Покупайте им креативные игрушки. Играйте с ними, повышайте уровень их интеллекта. Удивляйте их домашними деликатесами во время школьных завтраков. Станьте образцовой матерью. Лидером сообщества. Пусть детям захочется подражать вам во взрослой жизни. Становитесь суперматерью!

Все эти мудрые слова адресованы какому-то вымышленному существу – Мэри Поппинс, Жанне д’Арк и Флоренс Найтингейл[6] в одном флаконе! Простому смертному никогда не приблизиться к подобным стандартам.

И тут на меня снизошло просветление. Я заметила удивительное сходство между заветами прошлых поколений и поколений нынешних. Все требовали абсолютного бескорыстия, достойного святых и мучеников. И сегодня мы должны давать больше, делать больше – и при этом улыбаться. Ни одно поколение не оставляло места для негативных мыслей. И расхождение между тем, что я действительно чувствовала, и тем, что должна была чувствовать, мучило и терзало меня практически постоянно.

Доктор Гинотт часто говорил: «Родители руководствуются чувством ненужной вины». Может быть, моя вина была и ненужной, но она была – она заставляла меня действовать, забывая о собственных эмоциях, отдавать, когда мне этого не хотелось, выходить за границы. Роскошь личных настроений была мне практически недоступна.

И тут меня посетила удивительная мысль. Я позволяю детям жить в соответствии с их чувствами, даже негативными. Но неужели я, взрослый человек, не могу жить так же и продолжать считать себя хорошей матерью? Эта мысль поразила меня. Я чувствовала, что открыла нечто очень важное.

Когда я рассказала о своих мыслях на нашем очередном собрании, оказалось, что меня поддерживают многие. Женщины разделяли мои убеждения, и вместе мы начали их анализировать. Наша дискуссия явно имела последствия, потому что на следующей неделе мы услышали много нового.

И вот подошла моя очередь:

– Вы дали сыну нечто большее, чем тарелка горячего супа, – заметил доктор Гинотт. – Вы научили его понимать ваши истинные чувства и дали ему возможность учитывать потребности другого человека.

Все женщины меня поддержали. Все, кроме Кэтрин. Она явно испытывала неловкость.

– Мне подобное не близко, – сказала она. – Я выросла в семье, где главным были потребности взрослых. В доме моих родителей морковь чистить не предлагали. Это было само собой разумеющимся. И никто из детей и подумать не мог о том, чтобы попросить чего-нибудь другого. Мы знали, что должны есть то, что нам дают. Подобная ситуация не показалась бы мне проблемной. Я бы спокойно сказала: «Сегодня супа не будет». И не считала бы себя обязанной объяснять причины.

Я слушала Кэтрин и думала: «Это для нее так просто! То, что мне дается с таким трудом, для нее совершенно естественно». Я чувствовала, что, сколько бы я ни старалась, это всегда будет для меня тяжело. Мне всегда придется бороться с чувством долга, которое будет заставлять меня забывать о собственных интересах.

Тут слово взяла Рослин.

– Ситуация с супом мне тоже не кажется проблемной. Мне несложно признать собственные чувства, когда я чувствую их справедливость. А в этой ситуации Джен явно была права. Она устала, и ей хотелось приготовить ужин побыстрее. У нее были все основания чувствовать нечто подобное.

– Рослин, – перебил ее доктор Гинотт, – человеку не нужны основания для того, чтобы чувствовать то, что он чувствует. Он чувствует – и этого достаточно.

Рослин продолжала, словно не слыша его слов.

– Рослин, родители не должны действовать по принуждению, – сказал доктор Гинотт. – Даже по собственному принуждению. Вы оказали бы детям и себе большую услугу словами: «Дети, мама устала. Я пойду и полежу полчаса, чтобы восстановить силы. Я знаю, что вы сможете найти занятие, пока я отдыхаю». А после этого вы могли уйти в свою комнату и повесить на ручку двери табличку: «Не беспокоить».

В комнате раздался общий вздох. Я тоже ощутила огромное облегчение. Если доктор Гинотт позволил Рослин испытывать ее чувства, то и я могу позволить себе собственные.

Несколько дней я постоянно следила за своими чувствами. Сначала некоторые из них были очень уклончивыми и неуловимыми. Мне было трудно в них разобраться. Но потом я понемногу научилась выделять самые острые и насущные.