пропустите и мы уйдём. Тогда никто не пострадает. — Жёстко, холодно, самоуверенно.

Перед ними, насколько удаётся рассмотреть Славе, ощетинившиеся оружием люди. Немного, но их вполне хватило, чтобы повязать оставленных снаружи охотников.

— Руслан, Руслан, я-то думал ты хороший охотник, правильный, — цокает языком, насмехаясь, Герман и Слава понимает, что они пришли. Сабина получила его сообщение.

— Отпусти его, — твёрдо и спокойно требует Руслан, на что Герман только усмехается.

— Он мой билетик на свободу. Так что нет. Тем более не думаю, что вы в ответ отпустите моих людей.

Герман лишь крепче сжимает пальцы на плече, том самом, которое вспорола пуля, и которое не так давно пострадало от языка Таутай-лак. Слава шумно сглатывает, морщась от боли. «Мушка» тут же царапает кожу на горле.

— Мы сейчас отойдём немного, а потом я подумаю, — обещает Герман, продолжая идти, и всего через пару шагов Слава перестаёт видеть и Руслана, и Сабину, и Риту, уверенно придерживающую стоящего на коленях Бурого. Будто он и не раза в два её шире и сильнее.

Герман разворачивается, и Слава снова может видеть в предрассветных сумерках ощетинившихся оружием, но не стреляющих охотников и коллег.

— Прогуляемся, — пятясь, предлагает Герман и чуть ослабляет нажим, позволяя немного опустить голову. — И поговорим.

— О чём? — не разжимая зубов, спрашивает Слава, получая в ответ раздражающий уже смешок.

— О твоём детстве. О твоей матери. О том, что ты мог вырасти прекрасным охотником, но она тебя избаловала, а эти шавки испортили. Ты слаб Владислав, а твоя мать упряма. Упряма и глупа.

Дыхание перехватывает, а Слава спотыкается, наступив на что-то пяткой. Однако Герман его поддерживает, не позволяя упасть, лишь снова царапает шею «мушка» пистолета.

— О чём ты?..

— Герман, — начинает Потап, но тот его затыкает, коротким и злым: «Заткнись» прежде чем ответить на вопрос Славы.

— Арина ведь не говорила тебе кто твой отец, да, Влад? Похоже, она меня ненавидит. Даже отчество тебе не дала. Владислав Аринович, смешно звучит. Ты Германович. Ты мой сын.

Слава слышит, как за спиной снова что-то говорит Потап, но не понимает ни слова, просто продолжает медленно, на автомате, переставлять ноги, видя, как всё отдаляется, скрываясь за деревьями, поляна со старым домом.

«Ты мой сын» — всё ещё звучит в ушах, когда Слава теряет опору и от резкого толчка летит вперёд, едва успевая выставить перед собой руки, чтобы не пропахать носом землю.

Он оборачивается насколько это возможно быстро, но видит лишь удаляющиеся спины и тёмную тень рванувшую вслед за ними.

Потап стреляет, оборачиваясь на бегу, но выстрел не достигает цели. Тёмная тень виляет в сторону, прежде чем прыгнуть, тяжело оттолкнувшись от земли, и обрушиться на него всем своим весом.

— Демид!

Слава хочет закричать, но голос срывается и звук выходит гораздо тише. Однако Демиду хватает и этого. Он вскидывается, быстро возвращаясь в человеческую форму из полуоборота.

Хромота сразу бросается в глаза, а ещё разбегающаяся по коже тёмная паутинка. Отравлен.

Слава облизывает сухие губы, поднимаясь с земли и осторожно отряхиваясь.

«Спокойно, успокойся. Он жив, а у Руслана должно быть что-то против этой гадости. Обязательно должно быть. Всё будет хорошо».

Только вот у Демида, похоже, заканчивается батарейка и, подступив ближе, он спотыкается, а следом летит вперёд, теряя сознание.

Слава едва успевает подхватить его, не давая упасть. Раненое плечо тут же отзывается болью, однако отпустить тяжёлое, лихорадочно горячее тело выше его сил.

Глава 14

Дрожь зарождается в Славе в тот момент, когда Аня, вырвав ладошку из руки Сабины влетает в него, утыкаясь носом в живот и обнимая. Мгновение и вот она уже требовательно просится на руки. Маленькая, испуганная, она льнёт к нему, цепляясь за плечи и заглядывая в глаза. Радужки тепло сияют желтизной, но сейчас это единственное, что выдаёт в Ане оборотня.

— Всё хорошо, — шепчет Слава, наглаживая дочь по спине и разворачиваясь так, чтобы она не видела лежащего на земле Демида.

На поляне перед старым домом нет ничего, куда бы ещё его можно было положить.

«Всё будет хорошо» — повторяет Слава мысленно, будто пытаясь убедить себя в этом.

Он неотрывно наблюдает за тем, как фиксируют бессознательного Демида Руслан и Сабина, как вынимает из коробочки ампулу с противоядием Маша. Славе нестерпимо хочется быть там, потому что они могут не удержать Демида, потому что он сможет его успокоить. Однако на руках у Славы Аня, и он остаётся, лишь отступает дальше, прекрасно зная, что сейчас будет.

— Закрой уши, — просит он ласково, когда Аня утыкается носом в расстёгнутый ворот куртки, а сам продолжает смотреть.

Он просто не может сейчас отвернуться. Не имеет права.

Вот Маша присаживается на корточки рядом с неподвижным телом, вот касается бока, чтобы влить несколько капель тёмной жидкости прямо в рану, вот закапывается пальцами в джинсовую ткань на бедре, прежде чем опустить туда носик ампулы.

Первая дрожь проходит по телу Демида едва Маша отстраняется: слабая, почти неразличимая. Если бы Слава не присматривался, то и не заметил бы. А затем Демида выгибает и Маше приходится прийти на помощь, чтобы удержать его на месте.

Слава крепче прижимает Аню к себе, чувствуя, как она начинает дрожать в руках.

«Не отворачивайся» — требует он от себя, закусывая губу и чувствуя, как болезненно вибрирует что-то внутри от полного боли рыка Демида, будто тот проникает в самые кости.

Колени подгибаются сами собой.

«Скоро ему будет лучше» — напоминает себе Слава. Он помнит, что противоядие тем болезненней, чем больше яда вошло в кровь.

«Всё будет хорошо» — повторяет он словно мантру, наглаживая затихшую Аню по спине.

— Не сиди на земле, замёрзнешь.

Слава поднимает взгляд на замершую перед ним Риту. Светлая приталенная кожаная куртка, выглядывающие из-под короткой юбки коленки, модные ботиночки, будто она не в лес ехала, а на праздник, и только длинные волосы заколоты на затылке, чтобы не мешались.

— Что?..

— Вставай, говорю, простынешь.

Только сейчас Слава осознаёт, что сидит