— Не бери в голову, — отмахнулась я. — Ты не виноват. Завтра этот мерзавец оживет. В этих чертей можно палить хоть каждый день…

— Ну что ты такое говоришь? У него нет пульса.

— Ничего, появится. Я вот недавно пахана замочила и даже скинула его в пруд, так он на следующий же день оказался жив-здоров. Я ему башку прострелила, а на затылке даже царапинки не осталось. Так же и с уродом. Завтра он будет как новенький.

— У тебя жар. Сама не понимаешь, что говоришь…

Макс коснулся губами моего лба, чем заставил меня встрепенуться и даже в такой неподходящий момент почувствовать нарастающее возбуждение.

— Горячая какая…

— Я себя нормально чувствую.

— Ты вся горишь.

— Да и бог с ним.

— У тебя высокая температура.

— От этого не умирают.

— Не умирают, но с этим и не шутят.

— Я понимаю, ты думаешь, я несу полную чушь. Я представляю, как это выглядит сейчас со стороны, но говорю тебе сущую правду, поверь. Я убила пахана. Он хотел меня изнасиловать, и я выстрелила ему в голову.

— Пахан отдыхает у себя.

— Он ожил на следующий день.

Макс посмотрел на меня так, как смотрят на сумасшедших. Я не стала ничего доказывать, потому что была уверена — ни один здравомыслящий человек не поверит мне. Но я-то знаю, что я права. Завтра урод выйдет к завтраку как ни в чем не бывало. В этом доме не только душевнобольные, в этом доме — бессмертные. Возможно, они изобрели рецепт бессмертия. Другого объяснения я просто не нахожу. Если бы я знала такой рецепт, обязательно оживила своих деда и отца. Я бы сделала этот рецепт народным достоянием, обязательно обнародовала бы его. Я бы… Да только «бы» мешает…

В коридоре горел тусклый ночник, значит, все обитатели дома спят. Царила полнейшая тишина. Ни звука, ни малейшего шороха… И только громкие удары моего сердца. Такие громкие, что мне показалось, они разбудят весь дом.

— Ты слышишь, как бьется мое сердце? — шепотом спросила я Макса.

— Нет.

— А я слышу.

— Успокойся. Все спят. За домом находится пункт охраны. Туда хода нет. Через забор не перелезть — колючая проволока под напряжением, полезем — сразу убьет током. Всюду вмонтированы видеокамеры. Вдоль забора патрулируют четыре вооруженных охранника. И в доме полно топтунов.

— Как же мы сбежим? Охранники что, не ложатся спать?

— Нет, конечно. На то они и бойцы. Слушай дальше. Сейчас пробираемся вдоль стены в сторону ангара. Только пробираемся ползком, чтобы нас не заметили.

— До какого ангара?

— До самого дальнего. Я покажу. Только без паники. Тихонько заходим в ангар и садимся в самолет. Завести мотор и сразу взлететь мы должны за считанные секунды, иначе нас просто разорвут на мелкие куски.

— Ты хочешь сказать, что мы улетим на самолете?

— Другого пути нет. Я все узнал.

— А ты умеешь водить самолет?

— Я заканчивал летное училище.

— Господи, — прошептала я, — как кстати… Тогда почему ты подался в криминал? — Я поняла, что сморозила глупость, и прикусила язык.

— У нас нет времени на пустые разговоры, — рассердился Макс.

— Я боюсь, — испуганно прошептала я.

Макс толкнул меня вперед, и мы очутились за порогом злосчастного дома. Макс заставил меня пригнуться, взял за руку и потянул вперед. Чем дальше мы удалялись от дома, тем больше мне хотелось оглянуться. Но я не могла. Я боялась. Мне казалось невыносимо страшным обернуться и посмотреть, что происходит у меня за спиной. Вдруг у входной двери стоит пахан и наблюдает за каждым нашим движением? А может, раньше времени ожил урод и сейчас собирается с силами, чтобы заорать во все горло, поднять на ноги весь дом?

— Страшно… — вновь прошептала я.

Макс молча тянул меня за руку.

— А теперь побежали, — прошептал он мне на ухо и отпустил руку. — Только не поднимайся, а то нас заметят.

— Как бежать-то, на карачках, что ли?

— На карачках. Бежим в сторону сада. Кругом прожектора, а там тень.

Я бросилась было вперед, но подолом зацепилась за какой-то сучок и больно ударилась затылком о ствол дерева. Я попробовала превозмочь дикую боль и подняться, но на это у меня просто не хватило сил.

— Ты что? — Макс наклонился ко мне. — Бежать сможешь?

— Постараюсь.

Собрав всю волю, я двинулась за Максом. Казалось, что мы уже убежали черт-те куда, но ангара не было видно. Я жадно хватала ртом воздух и тихонько всхлипывала. Силы стремительно покидали меня.

— Я больше не могу. Хочу пить.

— Еще немного… Мы уже на взлетной полосе.

Казалось, еще несколько секунд, и я упаду замертво.

Я опять споткнулась, чуть не взвыла от боли и до крови закусила губу.

Макс снова помог мне подняться.

— Осталось совсем немного. Вон, уже ангар видно.

— Где?

— Там, впереди.

Я ползла на четвереньках, как собачонка, постанывая и раздирая руки в кровь.

— Тише, — прошептал Макс, подхватил меня и потащил за собой. — Тише. Услышат. Ты же сильная. Ты же играешь такие роли. Тобой восхищаются, на тебя равняются. На тебя хотят быть похожими. У тебя ведь все героини сильные! Я думал, что ты точно такая же, а ты размазня. Если бы люди знали, какая ты настоящая, никто бы не ходил на твои картины.

— Это я размазня?

— Ты, конечно. Смотреть тошно.

— Я не размазня!

Обида притупила острую боль, и я снова побежала. В моей голове все перемешалось. Билась только одна мысль — главное, отсюда выбраться.

Главное, выбраться…

Наконец мы зашли в ангар. Перед нами возник чешский двухместный красавец-самолет. Чтобы не дать страху захватить меня целиком, я торопливо залезла в кабину и затаила дыхание. Я всегда боялась самолетов. Всегда… А тут еще лететь придется не в белые пушистые облака, как на картинках, а в страшное ночное беззвездное небо. Я намертво вцепилась в кресло.

— Макс, ты думаешь, у нас получится?

— Нет другого выбора. Куда нам деваться…

— Только не говори, что я размазня, я действительно очень боюсь. Господи, господи, — шептала я и с ужасом слушала, как заработали двигатели. — Господи, господи… А вдруг мы разобьемся?

— Не каркай под руку. Не разобьемся.

— А у нас парашюты есть?

— Какие, к черту, парашюты?

— А как же без парашютов?