— Ну и какие предложения?

— Поговори с Филиным, а? Может, они с Руденко этого Хасиса как-то остановят. Ведь он завтра на кого угодно донос напишет. На меня, на тебя, да на того же Руденко… Просто от страха. А уж если какой-нибудь новый Косачев на него насядет и начнет веревки вить…

Гаврик так же неожиданно, как и появился, исчез. Видимо, помчался к Ряжской. Оставшись в одиночестве, Ребров с досадой подумал, что ситуация мерзкая, с какой стороны ни посмотри. Жалко ни в чем не виноватую Соню Ряжскую, но жалко и несчастного Хасиса, переломанного судьбой и ставшего просто опасным для окружающих. Но поговорить с Филиным все равно надо.

Он лежал на кровати одетый с томиком Бунина, когда в коридоре поднялся какой-то шум. Вылетев из комнаты с пистолетом в руке, Ребров наткнулся на охранявшего комнату Паулюса капитана. Вид у того был растерянный.

— Что? — резко спросил Ребров. — Что с ним? Нападение?

— Истерика, — развел руками капитан. — Плачет! Его всего трясет.

— Чего вдруг? Вроде все время держался нормально…

— Откуда я знаю!

Черт, ему завтра выступать, ругнулся про себя Ребров, нашел время!.. Но что-то же вывело его из себя? Или кто-то? И что теперь делать? Идти успокаивать, вытирать слезы? Или просто коньяку дать?

— Разрешите, я попробую успокоить господина фельдмаршала? — раздался за его спиной ровный женский голос.

Ребров, вздрогнув от неожиданности, обернулся. Перед ними стояла красавица Белецкая. Он даже не сразу узнал ее — она была не в обычном строгом костюме, а в цветастом шелковом халате, никак не скрывавшем, а, наоборот, подчеркивавшем все несомненные достоинства ее фигуры.

— А вы кто еще такая? — насторожился капитан, сбитый с толку неожиданным появлением такой великолепной женщины.

Белецкая чуть заметно усмехнулась.

— Я переводчица советской делегации Елена Белецкая. Но вообще-то я психолог, снимать истерики и купировать тревожные состояния — моя специальность. Вот товарищ Ребров подтвердит.

Капитан ошарашенно посмотрел на Реброва. Тот, пожав плечами, согласно кивнул. Потом негромко спросил:

— Как вы здесь очутились?

— Очень просто. Я здесь живу. Вон в той крайней комнате справа. Услышала шум… Ну, так мы будем успокаивать господина фельдмаршала?

— Откуда вы знаете, кто этот человек?

— Фельдмаршал Паулюс? Видите ли, дело в том, что, мне не раз приходилось переводить во время его допросов в России. К тому же я видела столько его фотографий в немецких газетах, столько кинокадров с ним, когда готовила материалы о нем для наших органов…

— Он вас узнает?

— Думаю, да. И это тоже подействует на него успокаивающе, уверяю вас.

— Понятно. Странно, что никто не предупредил нас об этом…

— О чем?

— О том, что вы с ним знакомы…

— Ну, какое там знакомство! Я просто переводила.

В разрезе халата была видна глубокая ложбинка на ее груди. Ребров сглотнул вдруг образовавшийся в горле ком.

— Вы что — прямо в таком виде к нему?

— Ну, во-первых, наряжаться некогда. А потом, уверяю вас, такой вид произведет на него нужное впечатление — собьет с навязчивых мыслей. Так я пошла?

Офицер, чуть поколебавшись, открыл дверь в комнату Паулюса и пропустил Белецкую, которая с порога произнесла длинную фразу на немецком.

Дверь осталась приоткрытой, и Ребров мог достаточно хорошо слышать, о чем говорят в комнате.

— Чего он там? — нетерпеливо спросил Реброва капитан, пытаясь заглянуть в комнату.

— Говорит, что он хорошо помнит Нюрнберг до войны… — шепотом перевел Ребров. — Это был сказочный старинный город, утопающий в цветущих розах, с чудесными средневековыми зданиями… А сейчас это не город, а сплошные руины, над которыми витает неистребимый трупный запах…

— Можно подумать, он не был в Сталинграде, — зло выговорил капитан. — Розы ему подавай!

Белецкая выплыла из комнаты где-то через полчаса. Поправив волосы, спокойно доложила:

— Он пришел в себя.

— А что с ним было? — сухо и деловито спросил Ребров.

— Обычный нервный срыв. Он довольно утомлен перелетом, да и впечатлений слишком много. Единственное, что нужно любому мужчине в такой ситуации… — Белецкая обворожительно улыбнулась, — это женщина рядом. Лучшее лекарство. Ну, я пошла.

Офицер, приоткрыв рот, смотрел ей вслед. Белецкая в своем ярком халате выглядела посреди мрачноватого коридора диковинной птицей.

— Я бы тоже хотел, чтобы рядом со мной была такая женщина, — пробормотал офицер.

— Станешь фельдмаршалом, будет, — усмехнулся Ребров.

— Нам и генерала хватит, — засмеялся капитан. — Ну, будем надеяться, что после такого визита наш фельдмаршал заснет как убитый.

Ребров дошел до двери своей комнаты, чуть поколебался и двинулся дальше. Дойдя до двери, за которой скрылась Белецкая, поколебавшись какое-то мгновение, постучал. Дверь открылась моментально, словно Белецкая стояла прямо за ней.

— Я так и знала, — засмеялась она.

— Что? — рассерженно спросил Ребров. Он понимал, что женщина ведет с ним какую-то свою игру, но злило его не это, а то, что он послушно в этой игре участвует. — Что вы знали?

— Что у вас будут ко мне вопросы. Итак? Может, зайдете?

Она чуть посторонилась.

— У меня только пара вопросов, — зачем-то уперся Ребров, хотя разговаривать, стоя в коридоре, было неудобно. Да и глупо — могли услышать. — В каком состоянии он будет утром?

— Не знаю, — уже серьезно сказала Белецкая. — Он потрясен. Наверное, он в плену много раз представлял себе, как приедет в чудесный сказочный Нюрнберг… И вот приехал, увидел…

— Понятно. Он сможет завтра давать показания?

— Думаю, да. Он довольно холодный и сдержанный человек. Такой срыв почти невероятен для него. Но все, что произошло с ним в последнее время… И еще. Он очень боится, что ему не удастся встретиться с женой и сыном. Хотя ему вроде бы обещали?

— Обещали.

— Обманули?

— Почему обманули? Просто сделать это не так легко.

— Для него это будет удар.

— Я понимаю. Извините, что мешаю вам отдыхать.

— Пустяки, я жуткая сова. Ночь — мое время. Самое мое…

Она вдруг обняла Реброва, и ее глаза оказались совсем рядом с его глазами, и ее запах, запах неотразимо прекрасной женщины, окутал его всего, и он, подхваченный им, перестал сопротивляться зову женщины и ее желанию, потому что это было выше человеческих сил, и в данное мгновение важнее и значительнее всего на свете.