Флавио наверняка обнаружил записку, когда пришел в мастерские на следующее утро. Должно быть, он закатил глаза и скорчил одну из своих излюбленных гримас, а затем выбросил все это из головы.

Порыв ветра заставил ее содрогнуться. Трехэтажный дом был узким, но яркий цвет камня добавлял ему теплоты. Ливия немного успокоилась. Она поправила шляпку, глубоко вздохнула и подошла к двери. Бронзовый молоток выскользнул из ее рук и упал на свое место с сухим клацаньем, от которого она вздрогнула.

Секунды показались ей вечностью. Интересно, ее кто-нибудь услышал? Она тщетно поискала глазами звонок. В тот момент, когда она снова протянула руку к молотку, дверь открылась.

Ливия подняла глаза. Худая женщина, одетая в черное платье, застегнутое до самой шеи, которое едва оживлял белый воротничок, строго смотрела на нее. У нее было угловатое лицо, тонкие губы и светлые глаза, русые волосы были стянуты в пучок. На плече красовалась брошь в форме лотарингского креста, украшенная аметистами. Ливия узнала символ, который генерал де Голль прославил на весь мир.

— Слушаю вас?

— Я… Я ищу месье Франсуа Нажеля. Это его дом? — запинаясь, произнесла она.

Под пристальным взглядом женщины, оглядевшей ее с головы до ног, Ливия с особой остротой осознала, насколько запылились ее ботинки на шнурках и помялся костюм. Хорошо бы женщина не заметила ее рваный чулок… Но взгляд дамы остановился на чемодане, и она как будто напряглась еще больше.

— По какому вопросу? — спросила она, поджав губы.

Ливия смутилась. Она не приготовила ответ, наивно полагая, что дверь ей откроет прислуга и проводит в гостиную, не задавая вопросов, а потом сразу же, как по волшебству, появится Франсуа. Но эта женщина ничем не напоминала прислугу, и Ливия поняла, что ее не пустят в дом, пока она не предоставит удовлетворительного объяснения.

— Меня зовут Ливия Гранди, мастерские Гранди в Мурано, — произнесла она твердо. — Когда месье Нажель был у нас с визитом, мы с ним обсудили несколько его предложений. Я приехала во Францию для восстановления контактов с нашими старыми клиентами и решила, в свою очередь, нанести ему визит.

Она огорченно указала на свой костюм:

— Прошу прощения за свой вид, но меня сбила машина, когда я вышла из вокзала. Я могу подождать его в доме?

Женщина слегка опешила от ее категоричного тона.

— Как пожелаете, — неохотно согласилась она. — Но мой брат вернется только через час.

— Ничего страшного, мадам, — произнесла Ливия, заставляя себя улыбнуться. — Я располагаю временем.

Ей было не очень удобно сидеть на стуле, под лопатками закололо. Она бы с удовольствием свернулась клубочком на диване, но присутствие Элизы Нажель вызывало робость, и она не могла позволить себе такую вольность. Поэтому Ливия сидела прямо, как в школе, аккуратно поставив ступни вместе.

Она попыталась угадать возраст старшей сестры Франсуа. У нее было лишь несколько седых волос, а на лице почти не имелось морщин. Ливия никак не могла осмелиться взять последний бисквит, остававшийся на тарелке. Она в оглушительной тишине выпила чашку кофе и стакан воды, сгрызла несколько печений, но по-прежнему была голодна.

Гостиная была не очень большой. Кессонный[44]потолок, дубовая мебель и выцветший восточный ковер придавали ей уютный вид. Когда растаяли последние лучи солнца, согревавшие паркет, Элиза Нажель поднялась, чтобы зажечь лампу. Часть комнаты погрузилась в полумрак. Свет отражался в пуговицах со стеклярусом, украшавших ее строгое платье, и в жемчужных серьгах.

Ливия уже два раза просила разрешения выйти помыть руки, и оба раза, возвращаясь в гостиную, она натыкалась на взгляд Элизы, который казался ей все более пронизывающим. После нескольких безуспешных попыток завязать разговор с сестрой Франсуа она предпочла замолчать.

Ее плечи опустились, взгляд устремился на пол. Напрасно она затеяла эту поездку. Чего можно было ожидать от чужих людей? Она даже не предполагала, как теперь выглядит Франсуа, и опасалась, что не смогла бы узнать его, если бы встретила ненароком на улице.

Ливия была измучена бессонными ночами, начиная с того зловещего дня, когда поняла, что ждет ребенка. Несколько минут назад она испугалась своего отражения в зеркале над умывальником. С бесцветным лицом и черными кругами под глазами она показалась себе уродиной.

Внезапно быстрым птичьим движением Элиза наклонила голову набок.

— А вот и он, — произнесла она, вставая, хотя Ливия ничего не слышала. — Я предупрежу его о вашем визите, мадемуазель.

Она проводила взглядом Элизу Нажель, растерла щеки, проверила дрожащей рукой, держится ли еще прическа. Ее сердце билось так сильно, что она боялась снова упасть в обморок, как на вокзале. Ливия была сама не своя. Никогда еще она не чувствовала себя настолько нерешительной и растерянной, даже когда дедушка умер у нее на руках.

— Дедуля, прошу, помоги мне! — в ужасе прошептала она.

Она услышала торопливые шаги и встала, словно автомат. Когда Франсуа появился на пороге, ее поразило сияние его светлых волос. На нем был темный костюм с широкими жесткими плечами безукоризненного кроя и такой же темный галстук.

Он закрыл за собой дверь, не сводя с нее глаз. Она облизнула сухие губы.

— Ливия… Что вы здесь делаете? — спросил он, приблизившись.

С обеспокоенным видом подавшись к ней, он взял ее руки в свои.

— Вы так бледны, присядьте. Элиза сказала мне, что вы приехали налаживать контакты со старыми клиентами. Но почему вы меня не предупредили? Я написал вам письмо. Вы его получили? Вы ничего мне не ответили, и я подумал…

Она отрицательно покачала головой. О каком письме он говорит? Она ничего не получала. Она бы обязательно ему ответила, а может быть, и нет. Как знать? Что она могла ему написать, если у нее не получалось сказать ему это в лицо?

Ее холодные пальцы согревались в руках Франсуа, и она закрыла глаза, чтобы насладиться этой неожиданной поддержкой. Она узнала слегка пряный аромат с ноткой кедра, который впитался в ее кожу, когда она бежала по предрассветной Венеции, пробираясь по узким улочкам, взлетая по скользким ступенькам мостов, мчась по своему застывшему городу, очерченному, словно пунктиром, тонким слоем инея, убегая прочь от кровати со смятыми простынями, где спал ее любовник.

Она подняла голову, посмотрела ему прямо в глаза.

— Я приехала сообщить, что ношу вашего ребенка.

За все время Ливия впервые произнесла это вслух. Тайна, которую она хранила столько месяцев, вдруг стала реальностью. Теперь у нее не было пути назад. Тиски, сжимавшие ее сердце, немного ослабили хватку. Каков бы ни был исход, она сможет честно сказать своему ребенку, что сообщила его отцу правду. Она должна была дать этому невинному созданию шанс быть признанным своим отцом и носить его имя.