не настойка, кем ты был бы сейчас? Обезумевшим от ужаса ребенком.

– Именно так, – подавленно ответил Галер голосу, но Луиза опять подумала, что ответил он ей. Всем телом повернулась к своему спутнику и схватила за руку.

– Бедный! Бедный Федор Никитич! Ведь это совсем как моя жизнь! В заточении! Только я жила в бабкином доме, а вы – в тюрьме собственного самоотречения! Ведь мы с вами оба несчастны!

– Постойте, Луиза, – пробормотал Галер.

Но она обхватила его голову своими руками, прижалась всем телом и начала горячо целовать прямо в губы.

– Что вы делаете, – опешил доктор, но и сам схватил девушку в объятия и начал целовать так же страстно и неумело. А когда она стала расстегивать его жилет, нащупал на ее спине пуговицы платья. Они долго пытались раздеть друг друга, не переставая бурно целоваться, но наконец Луиза что-то промычала, быстро спустила с Галера панталоны, потом опрокинула его на спину, приподняла юбку и села сверху. Вскрикнула и сгорбилась, упираясь руками в его плечи.

– Лиза, – прошептал он. – Лиза…

Но она яростно замотала головой.

– Молчи!

Галер застонал. Девушка начала раскачиваться. Она бурно дышала, вскрикивала все громче и громче, белки ее глаз закатились, растрепавшиеся волосы легли на лицо, рот искривился.

Все это продолжалось недолго – доктор с воплем содрогнулся, Луиза в этот же момент выгнулась дугой назад, ее трясло. Потом она застыла на несколько секунд и тяжело упала на грудь доктору. Так они лежали долго, а потом девушка тихо, сыто засмеялась.

– Хорошо, Федя, – сказала она, – с тобой так хорошо… И в прошлый раз было хорошо… Только нельзя было кричать, а теперь так сладко, когда можно…

Обитель

Еще несколько ударов – и в стене зала Стрельца возникла дыра, пробитая ломом. Тут же в ней показался глаз, и глухой голос за камнями крикнул:

– Есть, ребя! Поднажми!

Пролом быстро расширили – и в зал протиснулся покрытый каменной пылью каторжник в одной жилетке и драных штанах, размазывая пот по низкому лбу.

– Чего там, Лихач? – раздалось позади.

Каторжник, когда-то и вправду бывший извозчиком, да пойманный на воровстве у пьяных проезжих, присмотрелся к статуе.

– Тю! Полкан!

– Чего?

– Сзади конь, спереди мужик.

Товарищи пролезли поочередно через пролом. Потом в зал шагнули ротмистр Голиков и жандармский офицер.

– Всем стоять! – скомандовал жандарм.

Он осмотрел помещение, оглянулся.

– Не нравится мне эта дыра. – Голиков указал на отверстие в барельефе Геракла.

– М-да-а… – кивнул жандарм. – Впрочем, если в здании хранили документы, то вполне может быть…

Он повернулся к бородатому каторжнику Пудилову.

– Эй, ты! Видишь дыру? Пошарь в ней.

Старик переглянулся с товарищами.

– Зачем?

– Делай, что тебе говорят!

Жандарм зло сощурился.

– Вот дурак! Боишься?

Пудилов сплюнул и кивнул.

Офицер фыркнул, сделал несколько шагов и просунул руку в отверстие. С невозмутимым видом он засунул руку по локоть в отверстие, немного помолчал, а потом вынул ее.

– Вот, – он с презрением посмотрел на артель преступников, – что отличает военного человека от этой шайки. Осознанная смелость. Преступник всегда трус. Он убивает и грабит не из смелости, а из жадности. Потребуй от него бескорыстной смелости – так он тут же струсит. Ротмистр!

– Слушаю, ваше благородие!

– Несите доски. Пусть кладут их прямо до статуи. А там – снова за работу!

– Есть!

На каторжников речь жандарма не произвела никакого впечатления. Они воспользовались свободной минуткой, чтобы немного передохнуть. Скоро вернулся Голиков со своими «солдатами», тащившими длинные, плохо оструганные доски. Их начали осторожно проталкивать по полу к скульптуре кентавра, пока не образовалась узкая дорожка.

– Все, привал окончен! – скомандовал наконец жандарм. – Ломайте ноги этой статуе и валите ее вбок. А потом начинайте долбить стену.

Глухо бурча, каторжники гуськом потянулись к противоположной стене. Жандарм подошел вплотную к Голикову.

– Вернемся в коридор, – сказал он тихо, чтобы преступники не услышали. – Хоть я ничего и не нащупал в той дыре, но она мне тоже не нравится. Это не тайник.

Первым к статуе подошел старик Пудилов. Он попытался ударить ломом, но поднятая передняя нога кентавра мешала ему размахнуться. Да и стоять на досках было неудобно. Стоящий сзади Коротыш заметил и сказал:

– Да отчекрыжь ты ему граблю. Все одно ломать. Пусти меня.

Он поднял кувалду, неловко замахнулся и ударил по конской ноге. Под землей внезапно зарокотало.

– Беги, ребята! – крикнул кто-то.

Каторжники бросились к стенам, только Коротыш остался на месте, зачарованно глядя, как поворачивается и отъезжает статуя.

– Дура! Беги! – Пудилов схватил товарища за рукав, но тут что-то басовито свистнуло, и большой железный штырь с хрустом прошел через позвоночник Коротыша, взломал ему ребра и высунулся из груди. Жилистый бандит быстро побледнел, выронил кувалду и упал на пол. Пыль под ним тут же начала наливаться алым.

Стоявший в коридоре Голиков вздрогнул и шагнул назад. Жандарм остался на месте.

– Ну вот, – сказал он, – теперь понятно.

Притихшие бандиты жались к стенам. Потом один из них, маленький, со сломанным носом, завопил:

– Да что же это, братцы! Мы ж все тут помрем!

Он швырнул свой лом на пол, повернулся к офицеру.

– Все! Веди обратно! Больше не пойду! Я лучше на каторгу, братцы!

В ответ послышался ропот его товарищей. Жандарм быстро оглядел лица. Еще один выронил кувалду.

– Уводи нас! – орал тот, что со сломанным носом. – Гиблое место!

Жандарм вынул из кобуры пистолет, быстро взвел курок и выстрелил, почти не целясь. Пуля выбила кусок камня у головы кричавшего и срикошетила в сторону. Крик тут же захлебнулся.

– Ты что? – холодно спросил жандарм. – Думаешь, тут с тобой в игрушки играют? Ну-ка, поднял инструмент и вперед!

– А как опять… – подал голос старик Пудилов, чудом избежавший стрелы из стены.

Офицер шагнул в зал, быстро взглянул на статую и открывшуюся дверь. За ней виднелся проход дальше.

– Все, – сказал он, – здесь больше ничего не будет. За мной!

Он прошел мимо каторжников и первым очутился в коридоре. Постоял немного у двух стрел, лежавших там, поднял кусочек сухаря, оставленный беглецами, потом присел на корточки, ткнул пальцем в темное пятно у стены. Понюхал и брезгливо вытер платком. А потом шагнул в новый зал. Голиков, напряженно следивший за бандитами, крикнул солдат. Те быстро явились, стопившись на пороге и выставив вперед штыки.

– Идите уж, – сказал ротмистр каторжникам, – видите, его благородие сам вам путь указывает.

Лефортово

Доктор Галер посмотрел на старую баронессу. Ему вдруг показалось, что в ее лице произошли изменения. Нос сделался еще более крючковатым, кожа потемнела. Да и голос явно понизился и охрип. Он помотал головой.