– Грег!

– Пойдем в комнату, ты вся продрогла.

Ее трясло. Но не от холода, а оттого, что хотелось кричать. Хотелось встать на середину комнаты, открыть рот и громко, с надрывом кричать, пока хватит воздуха в легких.

Грег юркнул под одеяло и резко потянул ее за собой, он был раздосадован. Ему хотелось понять, где витает ее душа, поймать ее и привязать к себе.

– Ты будешь мне с ним изменять? – В его голосе слышалась знакомая болезненная острота.

– Нет.

– Ты когда-нибудь полюбишь меня?

– Нет.

Стоял конец декабря. За все время их совместной жизни они ни разу не виделись с Оскаром. Мэг вообще не была уверена, что он слышал об их свадьбе. Но сама не хотела звонить в Англию, а Грег тоже не очень стремился к этому, боясь напороться на острый язык сына. Наконец Мэг получила пересланное из Парижа письмо, из которого поняла, что Оскар вообще ничего не знает.

«Послушай, Мэг, – писал он, – если ты на меня обиделась, то скажи. Два месяца не могу дозвониться. Почему ты не берешь трубку?… Как у вас с Алексом? Я звонил ему в агентство в ноябре, спрашивал про тебя, но он разорался, что знать ничего не хочет, я и не стал настаивать. Как отец? Давно вы виделись?

Ты не давай мои координаты Натали. У меня тут жизнь бьет ключом. Три лондонских издательства рвут меня на куски, так что времени на любовь не остается. Хотя… аэродром не пустует. Ты держись, сестренка. Все у вас наладится. Увидимся в Париже на Рождество. Целую в лоб!».

Странно, что Мелани не звонила ему. Неужели так была обижена на Грега, что забыла про единственного сына?

Большой дом Стейлингов теперь пустовал. Оскар никогда не любил жить в нем, с восемнадцати лет стремясь в Европу. Мелани, как говорили, была счастлива с Юджином в Чикаго.

Однажды вечером они зашли туда вместе, Грегу надо было взять какие-то вещи. Пока он рылся в кабинете, Мэг гуляла по комнатам, вспоминая прошлые годы, как будто не из своей жизни, как сцены старого кино, где она играла роль.

Вот гостиная, где они часто сидели с Майклом по вечерам. Вот комната Оскара, единственное уютное место в этом доме, она так любила проводить тут время, гораздо больше, чем у себя, то есть у Майкла. Вот просторный гулкий холл под тяжелой хрустальной люстрой, к которому спускались две полукруглые лестницы с резными перилами, отделанными красным деревом… Это дом, где вырос Оскар, это дом Мелани…

Внезапно повернулась ручка двери. Она щелкнула так неожиданно и оглушительно в этой мертвой тишине, что Мэг вздрогнула всем телом.

На пороге стоял Оскар. Строгий и гневный. На его волосах лежали снежинки.

– Что происходит?

– Оскар!

– Вы что, с ума посходили?

– Оскар, я…

– Почему вы мне ничего не сказали, Мэг? Что за цирк? Какая свадьба? Вы что, с ума посходили?! – Его трясло, голос дрожал. – Ты одна? Где отец? Вы что, здесь живете?

– Нет, у нас свой дом, Грег у себя в кабинете, – она обиделась, – спасибо за поздравление.

– Поздравляю! – Оскар отодвинул ее плечом и, тяжело размахивая длинными полами английского пальто, пошел на второй этаж.

Некоторое время там стояла тишина, потом начали доноситься возбужденные голоса. Отец и сын, по обыкновению, очень горячо отстаивали свои интересы. Мэг удовлетворенно кивнула сама себе, как будто говоря: «Ну вот, все в порядке, теперь они поорут друг на друга». Она тихо вышла за дверь, села в машину и уехала домой. Второй раз оправдываться перед Оскаром будет невыносимо. Да и что он себе позволяет? Их личная жизнь – не его дело. Он и так уже довольно подробно порылся в ней, как в чужом чемодане. Сначала подталкивал их друг к другу, потом разозлился на то, что ему это удалось… Вытирал ее слезы по Алексу, и вот на тебе: «Вы что, с ума посходили?». Как будто она – не его лучшая подруга, а одна из шальных женщин Грега – посторонняя и одноразовая, с которой можно не церемониться, потому что завтра придет другая.

– А интересно, – вдруг пробормотала она, сжимая руль так, что побелели костяшки пальцев, – за что я обижаюсь на Оскара? Неужели Грег стал мне дороже?

Отец и сын приехали вместе, через час. Оскар отказался ночевать в своем доме, тем более что назавтра хотел полететь в Париж, встречать Рождество.

– Зачем же ты сюда мотался? – грубо спросила его Мэг.

– На вас посмотреть, – он измерил ее нахальным взглядом, – вы ведь теперь миссис Стейлинг?

– Я тебя сейчас побью.

– Да ладно, чуть что обращайтесь. Я на кухне.

И шествуя по коридору в сторону холодильника, он скандально и нарочито громко бормотал себе под нос:

– До чего ж достали! Ой, ну до чего ж достали со своим здоровым английским питанием! Ненавижу овсянку!!!

Грег рано отправился спать, давая возможность молодым людям пообщаться.

– Я так понимаю, вам лучше не мешать, – сказал он, поцеловав на ночь жену, – теперь Оскар с тобой будет выяснять отношения… Как малые дети!

Молодой человек долго не выходил из кухни. Когда в холодильнике ничего не осталось, кроме лимона, зелени и прочих малосъедобных продуктов, он вошел в гостиную и вытянулся в кресле напротив Мэг.

– Ну как, нежишься? Наверно, это приятно, когда тебя обожают.

– Разумеется.

– А он тебя сильно любит, Мэг? – Тут настолько явственно прозвучала ревность за Мелани, что Мэг стало не по себе.

Она вздохнула.

– Ты хочешь услышать подробности?

– Уволь. Меня волнует другое, моя ветреная сестренка. Меня волнует Алекс. Что же будет с ним?

Мэг покосилась на дверь в спальню и сказала:

– Может, пойдем куда-нибудь, дома так надоело.

– Что, папа тебя не выгуливает? Или у вас на это не хватает времени?… Молчу-молчу! Мэг, цветы здесь ни при чем. А ваза, небось, дорогая! – Он отбежал на безопасное расстояние. – Прости. Я взбешен. Мэг, я не знал, что буду так взбешен!

– Ты так сильно переживаешь за Алекса?

– Очень остроумно, сестренка… Постой, а может, мне тебя мамой называть?

– Я сейчас уйду, – она встала, – и никогда больше не буду с тобой разговаривать.

– Ну все, все. Теперь действительно прости.

Она все еще стояла, исподлобья глядя на него. Как же ей не хватало этого балбеса! Как она скучала по нему, в надежде, что кто-нибудь расскажет о них с Грегом, только не она сама, и тогда он приедет к ней, и все встанет на свои места! Он как обычно возьмет ее за руку и скажет: «Ладно, давай, вываливай, что там у тебя стряслось! Сейчас мы все решим!».

А теперь, оказывается, ее можно мамой называть… Если от нее отвернется Оскар, останется только наложить на себя руки.