– Когда?!

– Только что!

– Вот беда, – тяжело задышал мулла. – Нашли, блин, время!

– Вот и я о том же!

Исмаил повернулся к своему собеседнику.

– Извините меня, уважаемый Каратай-ага, я сейчас провожу батюшку в соседнюю комнату и вернусь.

Дедок даже бровью не повел, но по глазам было видно – он очень недоволен. Исмаил вскочил, схватил священника за руку и потащил в одну из дверей.

– Вон телефон, – кивнул он. – Звони Скобцову, Карнаухову, короче, кому хочешь, а я сейчас закончу прием и тоже подключусь.

Отец Василий понимающе кивнул. Он прикрыл за муллой дверь, кинулся к аппарату и начал набирать номер Скобцова.

* * *

Секретарша не выпендривалась и соединила сразу.

– Аркадий Николаевич! – заорал в трубку священник. – Нельзя сейчас Тахирова закрывать! Еще хуже будет!

– Подождите, батюшка, не спешите, – недовольным тоном отозвался Скобцов. – Я тут ни при чем, его специально из области приехали брать. Да и заслужил он, давно заслужил. Разве не знаете?

– Конечно, знаю, – горько вздохнул священник.

– Они оба заслужили, – словно не слышал его, продолжил главный городской мент. – И Тахиров, и Семенко...

– Что?! Они и Семенко взяли?!

– А вы что думали? – хмыкнул Скобцов. – После того, что они чуть не натворили, на свободе оставлять? Да и заявления на обоих давно лежат...

Отец Василий уронил трубку на журнальный столик и обхватил голову руками. В том, что заявления на Семенко и Тахирова лежали у ментов давно, он и не сомневался. И это второй вопрос, почему им не давали ход – у ментов свои, только им известные приоритеты. Но пустить их в дело в такой момент!

И ведь Скобцов прекрасно знает, что обезглавить обе молодежные группировки означает допустить мощный и стремительный передел власти внутри районов. А главное, кто бы ни пришел к власти, чтобы закрепиться на «троне» и утвердиться в качестве лидера, ему просто придется провести несколько вылазок в стан «врага». И ситуация для этого сейчас более чем подходящая...

«Мама родная! – застонал отец Василий. – Что вы натворили? Бог мой! Что вы натворили?!»

– Что с тобой, Мишаня?! – навис над ним Исмаил. – Тебе плохо? Воды будешь?

– Они и Сему повязали... – поднял тоскливые глаза на коллегу поп. – Ты представляешь, что теперь будет?

– Они что, с дуба рухнули?! – выпучил глаза мулла. – У меня мужики и так на взводе, а если еще и пацаны меж собой махаться начнут...

* * *

Они обзвонили всех, кого знали. Добрались даже до обладминистрации. Но все было без толку. Понятно, что если бы менты «закрыли» какого-нибудь злостного неплательщика налогов или расхитителя, заступники бы нашлись быстро и без вмешательства попа и муллы. Но мешать ментам разобраться с предводителем юных хулиганов...

«Ну, не знаем... а зачем вам это надо?» – так или примерно так реагировали практически все. Нет, и отец Василий, и мулла, конечно же, объясняли, что происходит и почему в данный момент лучше никого не трогать, но их просто отказывались понимать.

– Да пересажать их всех! И дело с концом! – не терпящим возражений тоном рычал из трубки председатель областной Думы. – А то оборзело хулиганье! На улицу вечером не выйдешь! А что между собой разборки устроят, так и хрен с ними! Меньше всякого мусора под ногами будет путаться!

Далеким от жизненных реалий заштатного районного центра, по сути, большой деревни, областным политикам было глубоко плевать на то, что тогда нужно сажать практически все юное поколение всех городских окраин.

– Значит, так, – вздохнул Исмаил, когда они сделали последний звонок. – Я на себя слободских пацанов возьму, а ты шанхайских. Глядишь, хоть кого-нибудь остановим.

– Нет, Исмаил, – покачал головой священник. – Этого мало.

– А что ты предлагаешь? – несколько раздраженно поинтересовался мулла.

– Ты извини, Исмаил, но мне подумать надо, – цокнул языком отец Василий.

– Быстрее думай, Мишаня. Ох, быстрее...

* * *

Только уже на вечерней службе отец Василий вспомнил, что он так и не попал на заседание райсуда по поводу учиненного им в мастерской скульптора Сусликова погрома.

«Ну и хрен с ними со всеми, – махнул он рукой. – В конце концов, повестки я не получал, как-нибудь без меня перетопчутся». Несмотря на всю опасность вчиненного ему иска, священник гнал от себя мысль, что за все придется заплатить. Рано или поздно. Много или не слишком. Но придется. Может, потому и гнал, что понимал: патриархия может простить многое, но не проигрыш в суде. А значит... он не хотел думать о том, что это значит.

Отец Василий нормально отслужил вечерню, затем вернулся домой, плотно поел и вышел во двор. Солнце уже село. К нему подошла вернувшаяся с полей старая, капризная кобыла по кличке Стрелка, начала клянчить сахарку, и в тот самый миг, когда он подумал, что начавшую припадать на правую переднюю ногу лошадь надо сводить к ветеринару, его осенило. Потому что именно встреченный священником на одной из бесчисленных конференций ветеринар подал ему в свое время эту ценную мысль.

– Что они из них героев делают? – возмущался в перерыве ветеринар тем, как подали тележурналисты свое расследование деятельности преступной группировки. – Их послушать, так самому захочется в бандиты податься! И у тех они бабки отжали, и у этих, и ментов купили, и с администрацией договорились!

– Тебя послушать, так можно подумать, что ты знаешь, как надо! – посмеялся над критиком его товарищ.

– Конечно, знаю! – усмехнулся ветеринар. – Это же просто, как дважды два! Их пожалеть надо. Исследовать историю падения, посмотреть семьи, в которых они выросли, выяснить, не было ли над кем совершено насилие, лучше сексуального характера, да и выдать все это в эфир! Понимаешь, тем, кого жалко, подражать не станут.

Тут в разговор вмешался священник, напомнивший бойкому «собачьему лекарю» о праве человека на личную тайну, затем прозвенел звонок... но теперь, спустя несколько месяцев, отец Василий внезапно осознал, какую блестящую мысль подал ему тот человек. И, более того, как близок он был в этой своей позиции к христианству. Потому что первый шаг к тому, чтобы перестать бояться и ненавидеть человека, это начать его понимать, а может быть, и жалеть. Но для этого нужно сначала его узнать. И отец Василий знал тех, кто представлял сейчас наибольшую опасность, потому что сам вырос в этом городке и был, по сути, одним из них.

* * *

Это была одна из очень немногих утренних служб, которую он не отслужил по собственной воле. И в то время, как диакон Алексий отдувался за все сам, священник ехал в своем побитом «жигуленке» в областной центр.

Он нагрянул к главному редактору областной телевизионной компании домой и сразу же, прямо за завтраком, рассказал обо всем, что происходит и что, по его, отца Василия, мнению, с этим надо делать.