– Спокойной ночи. И не волнуйтесь, вас больше никто не побеспокоит. Ту дверь я запер и посмотрю, чтобы эта тоже была безопасной.

– Я запру ее сама, – пообещала я.

Ворота за ним закрылись, раздалось приглушенно приветственное тявканье собак, а скоро все звуки затихли в лабиринте дворца. По крайней мере, эта странная сцена дала железные основания запираться изнутри. Ключ при повороте замечательно щелкнул, и я понеслась к открытому окну.

Эта ночь состояла из сплошных стрессов. Не успела я пройти две трети пути, как тихое «Кристи» заставило меня застыть на месте, из темного дверного проема выдвинулась тень и материализовалась в моего кузена. Я разинула рот и яростно, причем совершенно несправедливо, на него набросилась:

– Ты, высоколобый недоумок, ты с ума меня сведешь! Я думала… Когда ты влез?

– Прямо перед ним.

– А, значит, ты его видел?

– Можно сказать. Летман?

– Да. Он вошел в дверь в дальнем углу. Собаки, должно быть…

– Черта с два он оттуда вошел. Он пришел с острова.

– С острова? Он не мог!

– Говорю тебе, я видел. Услышал какой-то странный шум посередине стены, поэтому карабкался очень осторожно, и как дурак висел под окном, прежде, чем влезть. Видел, как ты вела собак по тропинке. Когда ты добралась до дальнего конца, больше не мог висеть, поэтому забрался в окно. В следующую минуту я увидел, что он идет через мост.

– Но… Ты уверен?

– Шутишь? Он прошел в футе от меня. Я весь изувечен, потому что слишком сильно вжался в какую-то колючую грушу. Когда он прошел, я вернулся в одну из комнат и спрягался.

– Но если он все время был на острове, то должен был видеть, как я открывала окно. Ставни жутко шумели. Он должен был догадаться, что я совершаю недозволенные поступки. Тогда почему не поймал на месте преступления или не подождал немного подольше, чтобы выяснить, что я собираюсь натворить? Чарльз, мне это не нравится! Хорошо говорить, что даже если нас поймают, большой беды не будет, но в таком месте запросто могут разрядить в тебя пистолет. И почему он не подождал? Что он пошел делать?

– Дорогая девочка, ни к чему так разогреваться. Если бы он увидел тебя у окна, наверняка бы спросил, какого черта ты, по твоему мнению, делаешь, и к какому бы он ни пришел выводу, он бы тебя наверняка остановил. Очевидно, он тебя не видел. Quod erat.

– Да, наверное, так… А если подумать, да, собаки могли быть на острове. Я видела Стар, это большая, у моста, а Софи появилась с жутким плеском и была вся мокрая. Может, Джон Летман услышал их и пошел за ними? Нет, не пойдет, тогда бы он заметил меня… Но он увидел бы меня и если бы вышел из двери в дальнем углу, прошел бы мимо, когда я была у окна. Сдаюсь! Чарльз, что, ради Бога, происходит? Зачем ему врать?

– Не знаю. Но когда узнаем как, то узнаем и почему. В углу правда есть дверь?

– Не знаю, не видела. Но там все ужасно разрослось, и я ее не искала, потому что это место не подходит для заднего входа.

– Может, тогда посмотрим? Он вошел не через ворота. А если он был на острове все время и, тем не менее, не поинтересовался твоими занятиями, у него наверняка есть для этого интересная причина. Ворота, кстати, запираются?

– Я заперла.

– Радость моя, сладкая Кристи. А это что за явление?

– Павлин. Осторожно, Чарльз, они все спят.

– И с топотом крадемся мы тайком. Ты видишь в темноте, любовь моя?

– Уже почти привыкла. Между прочим, Джон Летман тоже мог привыкнуть. Как ты думаешь, если он все обходит, он мог бы и фонарь с собой взять? А у тебя хватило ума принести фонарь?

– Ты постоянно меня недооцениваешь. Но будем обходиться без него, пока сможем.

– Ты сегодня очень веселый, да?

– Опьянен твоим обществом. Кроме того, наслаждаюсь собой.

– Между прочим, я тоже, но только после твоего прихода.

– Внимание, сейчас тебе в бампер вонзится колючая груша. – Он отвел от меня ветку и небрежно обнял за плечи. – Вот, надо полагать, твоя дверь.

– Где?

Он показал.

– Под этим пышным растением, чем бы оно ни являлось.

– Невежественный ты крестьянин, это жасмин. Ужасно темно, мы не можем зажечь фонарь? Вот она… Ага!

– Что значит «ага»?

– Посмотри.

Посмотрел. Вряд ли он мог не понять, что я имею в виду. Дверь несомненно существовала, причем определенно поврежденная, но никто, ни собаки, ни человек, не проходили через нее уже очень давно. Растения выросли перед ней примерно на фут, а петли походили на мотки шерсти, так плотно их оплели пауки.

– Действительно «ага», – сказал мой кузен. – И очень красивая паутина прямо поперек, просто на случай, если мы подумаем, что дверь все же открывается. Но это просто пошло, сплошные клише… Впрочем, явления становятся пошлыми только в том случае, если это – простейший способ выразить что-то. Нет, эту дверь последний раз открывал эмир, когда в 1875 году решил сходить в гарем. Videlicet – если я правильно употребляю это слово, что сомнительно, – пауки. Значит, он отсюда не пришел, наш Джон Летман. Впрочем, я так и думал. Пойдем обратно, Гораций.

– Но ведь не может быть прохода с острова!

– А нам остается только посмотреть. Алло! – Луч фонаря, узкий, яркий и концентрированный, пробил насквозь растения у подножия стены и осветил камень с глубоко выбитым именем «Ясид». – Несомненно, кладбище.

Чарльз посветил фонарем на несколько футов вбок, появился новый камень с надписью «Омар».

– Ради Бога, выключи! Это, что ли, настоящее кладбище? Здесь? И почему?.. И вообще, здесь мужские имена. Не может быть… – Фонарь осветил новый камень: «Эрни». – Чарльз…

– Вот именно. Прекрасно помню Эрни.

– Но пожалуйста, будь серьезным. Ты прекрасно знаешь, что дедушка Эрнест…

– Нет, нет, собаку. Это – один из спаниелей, с которыми она сюда приехала первый раз. Не помнишь его? Она всегда говорила, что он назван в честь дедушки Эрнеста, потому что появлялся только для того, чтобы поесть. – Чарльз говорил рассеянно, будто напряженно думал о чем-то другом. Фонарь двигался. – Поняла, какое это кладбище? Нелли, Нинетта, Джеми, все спаниели, Хэйди, Лалук, это уже звучит по-восточному… Вот и Делия. Бедная Делия. Это все.

– Значит, до него еще дело не дошло.

– До кого?

– До Самсона. Джон Летман сказал, что он умер в прошлом месяце. Слушай, мы что, проведем всю ночь на собачьем кладбище? Что ты ищешь?

Луч фонаря скользнул по стене, осветил ползучие растения и цветы.

– Ничего.

– Тогда пойдем отсюда.

– Иду, моя сладкая. – Он выключил фонарь, и вернулся немного назад, чтобы вести меня дальше. – Полагаю, соловей поет именно в этом кусте? Проклятые розы. Мой свитер, наверное, уже похож на шкуру яка.