— Стоять! — рявкнул Ник и я обернулась. Он смотрел на меня потом на Криштофа, кивком головы показал тому на дверь. Как ни странно Криштоф ушел не сразу. Он что-то сказал Нику, но тот заорал, что это не Криштофа ума дело и пусть убирается ко всем чертям, если ему что-то не нравится. Я попятилась к стене, наблюдая, как медленно закрылась дверь за моей единственной надеждой на спасение. Николас повернулся ко мне и теперь его синие глаза стали почти черными.

— Ты сорвала мне сделку! — отчеканил он и двинулся ко мне, — я обещал им развлечения, я обещал чудесный отдых, а ты все испортила. Я говорил тебе, что никакого права голоса ты в этом доме больше не имеешь — ты больше не госпожа, ты прислуга и ранг твой ниже, чем у той дуры, которую ты защитила. Так что за ее проступок будешь расплачиваться ты. Собери все осколки руками, а потом почисть мои туфли, эта девка забрызгала меня соусом. Мои щеки запылали, лучше бы он снова меня ударил, чем приказал так унижаться. Я не собиралась подбирать осколки руками, а уж чистить его туфли и подавно.

— Ты слышала, что я сказал?! Собрала все осколки и натерла мои туфли до блеска, не то велю тебя выпороть.

— Ну, так вели выпороть прямо сейчас, я не стану исполнять твои приказы. Он удивленно посмотрел на меня, потом схватил за плечо и толкнул на пол.

— Собирай! — прорычал он, нависнув надо мной как тень. Меня трясло от ярости, сейчас я готова была даже ударить его, он не заставит меня так унижаться. Не позволю. Я поднялась с пола и упрямо посмотрела ему в глаза.

— Я сказала, что можешь выпороть меня прямо сейчас.

Теперь его глаза сверкнули красным огнем, он вытащил ремень из брюк и двинулся ко мне.

Замахнулся и характерный свист раздался у моего уха и тут во мне словно что-то переключилось. Изнутри поднялась дикая паника, звук напомнил свист хлыста, которым демон учил меня покорности. Я не помню, что случилось дальше, наверное, я закричала, закрыла лицо руками, вздрогнула. Меня начало бить мелкой дрожью, я упала на колени и услышала свой хриплый шепот.

— Не надо… Я недооценила свои нервы, они сдали, как только я услышала уже знакомый мне звук. Я бы не выдержала, если бы он меня сейчас ударил. Во мне поднялась волна панического ужаса. Первобытный страх той боли, что испытала всего лишь месяц назад. Оказывается память, иногда выкидывает такой фокус, и ты думаешь, что кошмар позади, что забыла, а какой-то незначительный звук погружает тебя в пучину ужаса словно наяву. Я все еще тряслась, но видела свои пальцы, которые лихорадочно собирали осколки и складывали в кучу. Я даже порезалась, но боли не почувствовала. Перед глазами я видела лишь его ноги, носки его кожаных туфель и его тень на полу. Ник стоял надо мной, как надзиратель и когда я закончила, бросил мне салфетки как собаке. Впервые во мне всколыхнулась ненависть. Впервые именно к Нику. Стиснув зубы я вытерла его туфли. И вдруг заплакала. Даже не знаю, как эти предательские слезы вырвались наружу. Я рыдала как раненное животное и не могла остановиться. Сквозь слезы я увидела, что он уходит. Вот так просто уходит, даже не сказав мне ни слова. Я подняла осколок блюда и посмотрела на блестящий фарфор. Вот так разбилась и моя жизнь. Когда-то давно Ник говорил мне, что он меня сломает, что нам нельзя быть вместе, а я ему не верила. Наверное, все же стоило прислушаться к его словам. Он был прав. Только я не собиралась ломаться. Единственное, что я тогда впервые поняла, что именно этот эпизод отложится в моей памяти навсегда. Не побои и оскорбления, а именно это унижение. Он показал мне, что я никто, что я лишь кратковременная прихоть хозяина и сделаю все что он прикажет. Именно в этот вечер моя любовь к нему дала трещину. Нет, я не перестала сходить по Нику с ума, я была им одержима, я была им больна прогрессирующей хронической болезнью, но в этот самый первый раз я вдруг захотела излечиться, или хотя бы попытаться. Он ломал не меня, он ломал мою веру в него, веру в мою любовь, которая может растопить лед и свернуть горы.

Я могла простить ему ревность, я могла стерпеть его грубость, но не обращение со мной как с животным.

Ник швырнул ремень на пол. Яростно дернул галстук расстегнул пуговицы на рубашке и, схватив бутылку виски из бара сделал несколько глотков прямо из горлышка. Только что он сорвал настолько важный договор, что теперь даже не предполагал, как сможет сказать об этом Владу. Он разругался с Нортоном почти до драки. Этот хлыщ посмел смотреть плотоядно на Марианну, смел, шептаться с его женой. Наглость аристократа разозлила его не меньше, чем красота Марианны в этот вечер. Он нарочно выбрал ей самое скромное платье, надеясь скрыть все прелести ее тела под черной материей, и просчитался. Легкая тоненькая материя обрисовала каждый изгиб, даже ямочку ее пупка, а разрезы открывали стройные ножки в чулках, слегка открывая краешек кружевной резинки. Пусть платье и было наглухо закрыто до самого горла, но Марианна собрала волосы и красивая шея и нежный овал лица не скрыть даже таким образом. С употреблением зелья, человеческий запах ее тела усилился и Ник почувствовал ее задолго до того как она вошла в залу. Проклятый английский аристократ, несомненно, тоже. Больше всего его бесила именно она. Весь ужин не давала ему спокойно разговаривать, он чувствовал ее взгляд каждую секунду, чувствовал кожей, плотью и распалялся все сильнее, ненавидя себя за это. Ее тоненькие пальчики с обручальным колечком совсем рядом и невыносимое желание накрыть ее руку своей, как когда-то, вгрызалось ему в мозги. Весь этот ужин превратился в пытку. Марианна как назло не собиралась общаться с пустоголовыми куклами-женами англичан, а Ника уже раздражала ее близость. Точнее, она действовала на него как красная тряпка на быка. Вместе с бешеной страстью поднимались и флюиды ненависти. Но когда она начала флиртовать на его глазах с Нортоном, Ник потерял над собой контроль. Наглая сучка смеет перед ним строить глазки его партнеру. Ник злился все больше и больше. Перед глазами уже разыгралась бурная фантазия, где его жена в объятиях графа и тот помогает ей сбежать от тирана мужа. В этот момент Ник, не выдержав напряжения, яростно воткнул вилку в стол и даже не заметил, что чуть не поранил служанку, которая в этот самый момент собиралась поставить на стол блюдо с соусом. Девушка вскрикнула и разбила блюдо. В тот же момент Ник почувствовал дикую потребность дать волю своей ярости. Загрызть эту девчонку на глазах у всех. Вспомнить, как это приятно пить теплую кровь жертвы и слышать ее предсмертные судороги. Он ужасно хотел сделать это на глазах у Марианны. Но она вступилась за чертову служанку и все испортила. Как же ему хотелось ее наказать за то, что осмелилась ему перечить при гостях. Но больше всего он ненавидел ее за притворство: убийца, развратное низкое существо все еще разыгрывало перед ним милосердие. Ник специально заставил ее заниматься унизительной уборкой, служанка и не посмела бы возразить, молча бы все убрала, еще бы и туфли начистила до блеска, но госпожа? Ник хотел показать ей, что она для него значит не больше чем безликая прислуга. Впервые он увидел, как Марианна сопротивляется ему, как с вызовом бросила ему, что не собирается выполнять его приказы. Сейчас это уже было делом принципа — ее сломать. Ник не знал, хотел ли он ударить ее тяжелым кожаным ремнем, но ее реакция его просто поразила. Она отреагировала как жертва, которая уже знала, что такое удар плетью. И не просто удар, а жертва, которую избивали погружая в пучину ужаса. Гримаса на ее лице заставила его руку дрогнуть и опуститься. Она наверно даже не поняла, что инстинктивно закрылась руками и согнулась, содрогаясь в ожидании удара, а потом упала на колени и начала лихорадочно собирать осколки у его ног. Так реагирую те, кто боятся и знают, что такое избиение. Но как она могла об этом знать, если Ник никогда не бил ее, а пощечины все же не в счет? Впрочем, возможно она хорошая актриса и хотела, чтобы он пожалел. Николас снова пригубил бутылку. Он не заметил, как уже откупорил вторую. Вернулся из Лондона, увидел ее и всю душу наизнанку вывернуло. Им явно тесно под одной крышей.