— Я с тобой! — не отступал Монах.

— Нет. Ты едешь к Антону. Если даже не успеет, он обязан знать о том, что произошло.

— Ты не должен подставляться, нет! Без тебя у нас нет шансов бороться против Земцова! Ты — надежда нашего мира, человек, который когда-нибудь возродит наши города и сделает жизнь людей более светлой, более лёгкой, чем сейчас! Даже ради своей дочери я не могу позволить тебе рисковать собой. Я пойду сам. А ты поезжай к Антону — вместе вы сможете что-нибудь придумать.

Я понимал, что он не отступится — будет бесконечно спорить и стоять на своем. Поэтому сделал то, что умел лучше всего — изо всех сил захотел его убедить сейчас. И заговорил негромко, так, чтобы Платон вынужден был прислушиваться, напрягаться — и, как следствие, ловить каждое мое слово:

— Ты мог бы объяснить еще тогда, в первую нашу встречу, что пришлешь мне не просто необычного бойца, а девушку, которая мне предназначена. Ты знал это. Ты мог бы объяснить это хотя бы ей! И тогда, возможно, я сумел бы понять раньше. И тогда, возможно, я сумел бы её защитить. Меня тянуло к ней с самого первого дня. Но… она же парень! Она же — боец! А я же — слепой… И, конечно, я был обязан понять, но эти невесты… весь этот бред… я понял, но было уже поздно. Он меня обманул. Ты хотел найти для своей дочери защитника. Ты знал, что именно она нужна зачем-то Земцову. Ты, я уверен, знаешь, зачем. И последнее, по какой-то, только тебе одному ведомой причине, ты решил, что именно я смогу ее защитить. Так вот теперь моя очередь решать. А ТЫ будешь делать так, как скажу я.

Я обернулся в сторону своих ребят, негромко переговаривающихся неподалеку от машин, и позвал:

— Богдан, Степан, пойдете со мной! Остальные — окружите кабак и будьте готовы. Действовать по обстоятельствам. Беркут — главный.

Я шагнул вслед за своими парнями, хорошо знающими меня, понимающими, что не нужно показывать дорогу и помогать своему слепому командиру. Спокойно достав оружие, ребята направились к зданию, в котором разместились люди Земцова. Монах догнал меня:

— Женя, — упорно в который раз назвал именем, которое слышать мне было как-то непривычно. — Боюсь, именно этого он и добивается. Ему Пророк нужен, как воздух. Люди не любят его, понимаешь? Ему популярность, признание толпы нужны. А чтобы этого достичь, нужно либо самому быть героем, либо иметь того, кто сможет тебя правильно подать. Героем у него не получается.

— Тем лучше. Значит, мне нечего бояться — меня он не убьет, — я сделал попытку уйти.

— Постой, — Монах неожиданно обнял меня и, хлопнув по плечу, сказал. — Удачи тебе, сынок.

Уже подходя к этой гостинице-забегаловке, я услышал, как завёлся мотор, и машина Монаха уехала.

… — Долго же мне пришлось тебя ждать, — такими словами меня встретил сам Земцов буквально на входе. — Оружие сдаём, ребята, вы на моей территории.

Нас никто не остановил, никто не окликнул, хотя я отлично чувствовал тех, кто шел по пятам и следил за нами до самого здания. Они знали, кто именно идет!

Свой пистолет и два ножа я отдал сразу. Ребята по моей команде — тоже. Прошёл и сел за стол, напротив Земцова. Я пытался «рассмотреть», почувствовать его, но ничего понять не смог — он умел закрываться.

Земцов молчал — рассматривал меня. Я решил начать первым:

— Мои люди живы?

— Да.

— Зачем тебе девушка?

— Милана? О-о, этот занятный экземпляр я разыскивал несколько лет. Я и предположить не мог, что Платон сумел ее найти еще в детстве, что именно ее будет растить, как приемную дочь, скрывая от всех правду. И Алёнку смог вернуть! Ох, Платон-Платон, столько лет из-за тебя потрачено зря… Ну, ладно, не будем о грустном. Девушка мне нужна была, во-первых, как приманка для тебя. А во-вторых, она станет матерью для детей, которые дадут небывалую силу моей армии. Только не спрашивай, зачем мне армия, не разочаровывай меня.

— Не буду. Тут и так все понятно. Более того, я не буду спрашивать, зачем тебе нужен я. Мне интересно только, как ты понял, что я приду за ней?

— Ну, это же элементарно, Слепой! У тебя есть странники. Так ты своих шпионов, кажется, зовешь? А у меня есть притворщики… это покруче будет!

— Кто? — меня затопила ярость, ведь, ни в ком из своих людей я не сомневался.

— Если он ещё не раскрыт, зачем это делать сейчас мне? Подумай! О тебе идет слава, как о великом стратеге — интересно посмотреть, насколько ты велик.

— Отведи меня к ней, — сказал, не надеясь на положительный ответ.

— Хорошо, — легко согласился Земцов.

И уже через пару минут я заходил в комнату, где должна была быть Милана.

Дверь открылась, и я нехотя подняла голову — что толку смотреть, если ребят увели, ясно сказав, что в живых останусь только я одна. И как бы я ни просила, какие бы обещания не давала, Земцов был неумолим. Да и кто такая я, чтобы меня послушать…

Но в дверях, освещаемый бледным утренним светом, стоял Пророк! Я не поверила своим глазам! А потом поняла… ну конечно, это Земцов прислал одного из своих притворщиков! Поэтому и капюшон куртки, такой же точно, как и у него, натянут на лицо — чтобы я не увидела сразу его шрамы, точнее их отсутствие!

Я отвернулась к стене, желая показать, что таким примитивным способом меня им не обмануть. Откуда Пророк может быть здесь? Зачем? И как его могли пропустить так запросто? Да сразу же остановили бы — вон про Давида и остальных сказали, что знали о каждом шаге!

Отвернулась, но, затаив дыхание, ждала, что этот «притворщик» будет говорить. Он молчал. Но я слышала, как медленно и осторожно он шагает к кровати. И жалела, очень жалела, что отвернулась — безумно хотелось посмотреть, что делает этот человек.

Не смогла удержаться только тогда, когда металлическая сетка моей койки прогнулась под его весом — уселся рядом. А я развернулась и увидела, как он неторопливо снимает куртку.

Сумрак в комнате не скрывал от меня главного — сердце чувствовало, что это все-таки ОН! И, замерев, я не могла поверить в чудо.

— Милана, ты не узнала меня?

А голос-то, голос, ни с чьим не спутаешь! Ни один притворщик, я уверена, не способен так похоже изобразить! Я вскочила на кровати, утратив от счастья здравый смысл полностью — все-таки мы находимся на территории врагов. Бросилась к нему на шею, обнимая обеими руками, прижимаясь так крепко, как только это было возможно.

— Это ты? Настоящий? Правда? — говорила глупости, и никак не могла остановиться. — Как тебя пустили сюда? Ты зачем…

— За тобой.

Его пальцы ласково, осторожно пробежали, чуть касаясь, по моему лицу, по плечам, рукам, как бы убеждаясь, что это я рядом, что цела и невредима.

А-а-а! ОН. ПРИШЁЛ. ЗА. МНОЙ! Это невозможно! Это нереально! Сердце в груди отплясывало какой-то, только ему одному известный, танец, трепыхаясь, как сумасшедшее о грудную клетку.