Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне что-нибудь… поконсервативнее, — пояснила я, пока сотрудница распиналась, как глубоко мастера салона погружены в последние новости друз. — Мой муж носит халаты, мы собираемся на важный праздник, хочу, чтобы наши образы гармонировали.
— Халаты?.. — недоумённо переспросила твидовая фея, позволив своей улыбке на мгновение угаснуть.
Я кое-как объяснила, как устроена одежда Ёши, и девушка просветлела лицом:
— О, вероятно, вы говорите об онциуонуно. Полотна-скрывающие-суть-но-отворяющие-разум. Это нейтральные одежды двора северной жрицы, повседневные ткани расписывают абстрактными неконтрастными узорами, праздничные расшивают камнями и стеклярусом. Пройдёмте!
Вместо примерочной здесь был небольшой зал, весь состоящий из зеркал: они были и на стенах, полу и потолке, и свет софитов многократно в них отражался. Я стянула с себя кольчугу и обе рубашки, кожаную и нижнюю, плотные штаны и шерстяные чулки; стряхнула ботинки, — и осталась в одних трусах.
— Символическая геометрия в основе учения Луны не предполагает искусственного конструирования гармонии, — щебетала девушка, порхая вокруг меня с сантиметровой лентой и быстро-быстро вписывая цифры в свой блокнот. Она была двоедушницей, но весь Лес из неё, кажется, выветрился под влиянием этих эфемерных красот. — Одежды — лишь призмы, усиливающие внутренний свет, и они не создают красоты, а подчёркивают игру оттенков, как огранка драгоценного камня. Если ваши души в гармонии…
На этом моменте я перестала слушать.
— …мы можем подчеркнуть вашу искру, чтобы…
Теперь она прикладывала ко мне отрезы тканей. Цвета менялись так быстро, что у меня рябило в глазах.
— Итак, чего бы вам хотелось? И что наденет ваш супруг?
— Я велела ему быть в чёрном.
— Антрацит или уголь?
Я пожала плечами.
Особенных пожеланий у меня не было, — кроме, разумеется, того, что итоговый результат должен был быть не только лунным, но и пристойным с точки зрения колдовского этикета. Все прошлые года я приходила на День Короля всё в той же кольчуге, но теперь это казалось слишком яркой иллюстрацией к вялотекущему семейному конфликту.
К счастью, девушка в твиде оказалась действительно хороша в своём деле: она даже взглядом не отметила ни мою стрижку, ни отсутствие груди, ни мой категорический отказ от прозрачных тканей. Она примеряла на меня вещи, которые по какому-то недосмотру Тьмы назывались платьями, а были то конструкцией из лент, то автомобильным чехлом, то резиновым цилиндром, — но все эти варианты отклоняла сама и достаточно быстро, чтобы ужас не успел отразиться на моём лице.
— Вам подойдёт что-то сдержанное, — наконец, сказала она. — Что-то, что подчеркнёт вашу жёсткость…
Возможно, «мою жёсткость» следовало бы смягчить, а фигуру — подправить накладками в стратегических местах, но сакральная геометрия Луны не предполагала таких манипуляций. Довольно скоро я оказалась окружена ворохом прямых ниспадающих платьев, в которых от моды друз если и было что-то, то разве что ткани. Некоторые из них оказались вполне приемлемыми, и я в конце концов остановилась на текучем белом платье с открытой спиной. Оно было похоже скорее не на одежду, а на отрез расшитой матовыми пайетками ткани, собранный на фигуре: вместо плеч здесь были шёлковые ленты, а на пояснице лежала серебряная цепочка, задающая форму лифу.
На мне это выглядело… странно, но даже отчасти неплохо. По крайней мере, я не была ни куколкой, ни иллюстрацией из исторической книги, ни абстрактным портретом, — и на празднике это будет смотреться достаточно уместно.
— Великовато, — резюмировала девушка, критически меня оглядев. — Нужно будет подшить.
На мой взгляд, размера у платья не было. Но она споро заработала булавками, — и заверила, что всё будет готово к понедельнику.
— Ваш супруг будет взволнован и покорён!..
Я кисло улыбнулась и спросила, где у них касса.
xxiv
Когда-то мы сами были сказкой, страшной сказкой, которой пугают детей, а за колдовское искусство сжигали на высоких кострах, уходящих в зелёное небо фонтаном золотых искр. Тогда нашим силам пытались придумать чудовищное объяснение, тогда говорили, будто мы смотрим Бездне в глаза, — и это она говорит нашими голосами.
Наверное, мы бы и вовсе исчезли, вымытые из истории, — если бы не Первая Королева. Она молилась матери-Тьме, и Тьма услышала ту молитву. Слёзы сделались чёрным, как сама Ночь, озером; мы вошли в его воды, и полная костров земля стала небытием, а мы стали хозяевами новой, — пустой и тёмной.
Многие поколения мы были одни, и это было благословенное время. Мы пели Тьме старые песни, мы звучали вместе с ветром, мы умели летать и подолгу лежали на дне чёрных озёр, глядя, как гребни волн мешаются со звёздами. Это тогда мы научились слышать за спокойствием камня биение сердца; это тогда мы различили в музыке воды слова, и так узнали изначальный язык.
Потом мы встретились с лунными, — но их было мало, и они жили в своих странных башнях в горах, и нам не было друг до друга дела. Потом небо взорвалось цветами, и на нашу невинную землю хлынул Лес, и самые пропащие из колдунов отказались от своей крови, чтобы научиться быть двоедушниками. Потом была война, ужасная война, в которой все мы сгинули бы, — если бы не Королева.
Говорят, она была бессмертна. А, может быть, она продолжалась в своих потомках, как сейчас продолжаются в нас наши предки. Так или иначе, тогда она собрала вокруг себя первый Конклав и выбрала среди Родов те, что мы называем Большими; она сказала, что Тьма дарует им свободу и власть, и что у этих даров есть цена.
Пятнадцать юных колдуний были вмурованы в скалы, и вместе с ними в темноту горы сошла и она, Королева. Они стали истоками, их кровь стала реками, а омытые той водой земли научились быть островами; земля раскололась, колдовское море штормило и плакало, и колдуны плакали вместе с ним, а ещё смеялись и праздновали. Потому что нет на островах другой власти, кроме колдовской, и всякий, кто ступит на остров, будет покорен каждому слову Старшего Рода.
Королевский остров был самым прекрасным из всех. На нём возвели белоколонные храмы, ими правили многие и многие потомки Рода, а у самого порта поставили чудесную фигуру Королевы, и всякий колдун кланялся ей и вспоминал её в вечерней молитве Тьме. Мы были спокойны и свободны, — до тех самых времён, пока не узнали, что ценой была не