Лейтенант К. спрашивает:

— Попаду ли я в плен?

И вытаскивает шестерку крестей. Лейтенант Л. говорит:

— Попадешь. Но убежишь ночью — поздняя дорожка выпала…

Лейтенант Л. спрашивает у колоды:

— Собьют ли меня?

Вытаскивает бубнового туза. Долго смотрит на него и говорит растерянно:

— Это что — много денег?

— Это — выкуп! — убежденно говорит пьяный лейтенант К.

В дырявом салоне гуляет ветер, в черном небе светят яркие звезды. Пахнет водкой и бычками в томате. В другом конце фюзеляжа лейтенант Д. рассказывает лейтенанту Ф., как, работая перед армией в Верхней Салде, он конструировал камеры сгорания для ракетных двигателей.

— Понимаешь, мы добились невероятного повышения мощности, — говорит он, — но не выдерживала камера сгорания — плавилась. Ни один сплав не выдерживал — нет такого сплава, понимаешь?

— Есть такой сплав! — отвечает лейтенант Ф. — Я сам над ним работал в институте. Называется ЖСбУ — на основе решетки карбида титана.

— Не выдержит, — мотает головой лейтенант Д. — Такую температуру ни один существующий сплав не выдержит!

Возмущенный лейтенант Ф. хватает нож и начинает царапать на дюралевой стенке какие-то формулы, подсвечивая зажигалкой.

В это время гадающий на картах лейтенант Л. поворачивается и говорит:

— Совсем одурели, что ли? Завтра в бой, а вы какой-то херней маетесь! Быстро пить!

Аэродром возле Шинданда, 1158 метров над уровнем моря, ВПП 2700x48 м. 302-я ОВЭ (отдельная вертолетная эскадрилья — «Ми-8МТ», «Ми-24», прикомандированные «Ми-6») работала на западной половине Афганистана. Сфера действия: по долготе — от иранской границы до высокогорного Чагчарана, по широте — от советской границы (Турагунди-Кушка) до самого юга Афганистана — пустынных Заранджа, Геришка, Лашкаргаха (Лошкаревки) и дальше.

Состав 302-й ОВЭ под командованием подполковника Швецова заменил «черную сотню Александрова» 22 декабря 1986 и закончил работу в ранге «дикой дивизии Швецова» 23 октября 1987 года.

В КАЧЕСТВЕ ЭПИГРАФА — АЭРОФОТОСЪЕМКА, НАЙДЕННАЯ В ИНТЕРНЕТЕ

Перед нами — два фото, сделанные американским самолетом в 2001 году, во время операции американских войск в Афганистане. Они подписаны: «Shindand airfield pre strike» и «Shindand airfield post strike», что в переводе с английского означает «аэродром Шинданд до удара» и, соответственно, он же — после этого удара. Белыми стрелками указаны аккуратные дырки на полосе и рулежках. Аэродром Шинданда бомбили, чтобы обезвредить одну из главных авиабаз талибов.

А вот из виртуального пространства выпадают еще несколько фото на это же имя:

Американский «Геркулес» стоит там, где раньше стояли «Илы» и «Аны».

Американские очкарики в касках волокут по бетонным плитам моей взлетной полосы какие-то ящики — не иначе, как с туалетной бумагой.

Американские «Апачи» брезгливыми винтами вздымают пыль, которая навсегда въелась в мою кожу.

Кажется, я обознался временем — sorry, gentelmen! Возвращаюсь к той картинке, где еще нет белых стрелок и черных дырок.

Я вижу мой аэродром. Это удивительно и странно — наблюдать в настоящем свое прошлое, которое с этой высоты выглядит ничуть не изменившимся.

Я вижу взлетно-посадочную полосу, с которой мы взлетали и на которую приземлялись сотни раз. Я помню ее жаркий бетон и струящееся над ним марево, маслянисто дрожащие восточные горы.

Я вижу площадку ТЭЧ, два ее ангара, узкую тропинку, выводящую со стоянки, и квадрат, оставшийся от эскадрильского домика.

Я вижу стоянку и все вертолетные площадки — вот она, моя, но сейчас она пуста — нет на ней борта № 10. Значит, он сейчас в небе. А в нем — я. И мы идем на посадку. Иначе как объяснить, что я вижу все больше, ближе, подробней. Малое разрешение фотографии сменяет бесконечное — памяти.

Приближаются ряды жилых модулей, дорожки, посыпанные толченым кирпичом, плац с бюстом Ленина, штабной дворик с маленьким, журчащим среди пыльных кустов фонтанчиком, ангар столовой, баня с бассейном под рваной маскировочной сетью, будка с вараном…

Я вижу фигурки летчиков, техников, солдат. Выруливают и взлетают вертолеты, пылят топливозаправщики, садятся истребители-бомбардировщики, выстреливая бутонами тормозных парашютов…

И над всем этим — ржавые горы, синее небо, белое солнце!

Здесь ничего не изменилось за эти годы, здесь все по-прежнему.

А это значит — я вернулся. Открываю дверь, ставлю стремянку, спускаюсь на ребристый металл площадки. И вижу наших — они уже идут ко мне…

ПЕРВЫЙ БОЕВОЙ

Прибывших летчиков разместили в палатках — старая эскадрилья еще несколько дней ждала «горбатого» («Ил-76»), чтобы улететь в Союз, и, естественно, продолжала занимать «модули» (сборные щитовые бараки). Ночью грохало и ухало — по горам били гаубицы, над палаткой с шелестом пролетали снаряды, вот спустили воду в огромном унитазе — над головой, казалось, едва не касаясь брезента, с воем и гомоном пронеслась стая реактивных снарядов «града». Никто не мог уснуть. (Через неделю, уже в модулях, никто не просыпался, когда по фанерным стенкам акустическими кувалдами лупила артиллерия, и от этих ударов с полок валились будильники и бритвенные принадлежности.)

Наутро 23 декабря лейтенант Ф. и лейтенант М. приняли борт № 10. Старый его хозяин, беспрестанно улыбаясь, открывал и закрывал капоты, бегал кругами, пинал пневматики, хлопал ладонью по остеклению и, наконец, крепко пожав руки лейтенантам, со словами «не боись, ребята, машина хорошая, сильная» унесся со стоянки не оглядываясь.

После обеда, когда лейтенант Ф., которому выпало летать первую неделю, осматривал новоприобретенный борт, к машине подошли двое летчиков в выгоревших комбезах. Судя по их виду, оба были с большого бодуна — скорее всего, они вообще сегодня не спали, празднуя прибывшую замену.

— А где Андрюха? — спросил у борттехника летчик постарше. — Или он уже заменился?

Борттехник кивнул, надеясь, что летчики уйдут.

— Ну, что, брат, полетели тогда с тобой… — вздохнул старший, и оба летчика с трудом полезли в кабину.

Борттехник, ничего не понимая — первый день, предупреждать надо! — полез следом. Запустились, вырулили в непроглядной желтой пыли, запросились, взлетели.

— Садись за пулемет, друг, — сказал командир. — Наберем высоту, сядешь обратно. Летаем на потолке, чтобы «стингер»[10]не достал. Слава богу, это наш крайний вылет, отработали свое. Теперь ваша очередь.