– Это я-то устроил шумиху?! – откинув голову, захохотал Тревис. – Да меня могли убить! Если бы не Элдон Харкорт, никто не знает, что бы могло случиться прошлой ночью.

Винсон вздохнул и умоляюще возвел руки к небесам.

– Послушайте, Колтрейн. Убить могли бы и нас, если бы такое произошло с нами. Но сейчас Харкорт находится в коме, как говорит врач. А туземцы шарахаются от нас всех, будто среди нас чума. Бэбкоку такая ситуация совсем не нравится, и он хочет с вами об этом поговорить. Он даже пригласил священника.

– Священника? – не веря своим ушам, переспросил Тревис.

– Да, священника. Он хочет объяснить некоторые здешние обычаи. А теперь поедемте с нами, хорошо? – Винсон выдавил из себя улыбку. – Мы слышали, вы собираетесь ехать в Санто-Доминго. Это прекрасно. Но ведь можно же потратить хоть пару минут и выслушать Бэбкока, верно?

– Но это вряд ли поможет Харкорту, – пробормотал Уолтон.

– Харкорт сам справится, – быстро сказал Тревис. – Он просто устал. Эта ночь была бурной.

Винсон стал терять терпение.

– Вы идете с нами или хотите, чтобы мы вернулись без вас и сказали Бэбкоку, что вам на все плевать?

Тревис согласился пойти с ними. Вскоре они поравнялись с небольшим деревянным строением, которое Орвил Бэбкок использовал для своего штаба во время пребывания в Порт-о-Пренсе. Снаружи сидели два чернокожих охранника с ружьями наперевес. Они с явным подозрением смерили взглядом проходившего между ними Тревиса. А ведь вполне вероятно, невольно подумал он, что и эти негры были среди тех идиотов в черном и алом, с разрисованными лицами, которых он видел накануне ночью. Да, хорошо бы отсюда убраться как можно скорее!

Винсон и Уолтон подвели Тревиса к двери кабинета и ушли. Колтрейн постучал и, услышав, как кто-то внутри откликнулся, вошел. Перед ним был темноволосый мужчина с угрюмым лицом. Он сидел за большим письменным столом, слева от него стоял священник. Тревис кивнул сидевшему за столом и резко спросил:

– Для чего это вы хотели меня видеть, Бэбкок? Я еду в Санто-Доминго повидать Сэма Бачера.

Достав трубку и набивая ее табаком из кожаного мешочка, Бэбкок как бы вскользь сказал:

– Сэм давно собирается выбрать время и заехать сюда, но я не мог предоставить ему такую возможность. Похоже, у нас там куда больше дел, чем у вас, работающих здесь, на Гаити. Никто из моих подчиненных ни разу не оказывался в такой… в такой щекотливой ситуации, связанной с туземцами, – добавил он со значением.

Тревис оглядел скудно обставленную комнату, увидел стул, развернул его, сел лицом к спинке и, посмотрев с усмешкой на Бэбкока, произнес:

– Вы намекаете на то, что будто бы в такую «щекотливую ситуацию» я попал по собственной вине? Я думаю, американскому правительству не о чем беспокоиться в этой связи. Американскому правительству, представленному здесь, если это, конечно, действительно так, – горько усмехнулся Колтрейн, – следовало бы побеспокоиться о другом: одного из граждан Америки какая-то кучка сумасшедших туземцев прошлой ночью чуть было не убила. – Колтрейн положил подбородок на руки, уперев их на спинку стула, и прямо взглянул в лицо Бэбкока. – Что вы намерены в этой связи предпринять?

В разговор вступил священник, толстый, высокий и лысый. Его ледяные голубые глаза смотрели с укором.

– Вы действительно лишили невинности молодую туземку по имени Молина?

Тревис внимательно смерил священника взглядом, словно решая, стоит ли сказать ему, чтобы не совал носа в чужие дела. Но, увидев напряженное лицо Бэбкока, вздохнул и проговорил:

– Да, если вам угодно это назвать так. Возможно, она и была девственницей, но вела себя так уверенно, как опытная женщина, знавшая немало мужчин. Я ее не принуждал. По сути дела, она сама предложила мне себя безо всяких условий. А я всего лишь простой смертный, как и все.

– Но ведь вы к тому же еще и женаты! – как змея прошипел священник, вспыхнув от ярости.

Тревис все же не выдержал:

– А это уже совсем не ваше дело.

– Так, Колтрейн, мы ни к чему не придем! – стукнул кулаком по столу Бэбкок. – Вы лишили невинности местную девушку. По мнению ее народа, вы ее опозорили. Те обряды, которые они исполняли прошлой ночью, если верить слухам, были вызваны желанием наказать вас.

– Они думали, что заставят меня на ней жениться, и напоили каким-то снотворным зельем, а когда я проснулся, то увидел, что привязан к каменной плите на кладбище, а над головой у меня висит мертвый цыпленок и его кровь каплет мне на лицо. По-моему, этого вполне достаточно, чтобы намочить от страха штаны. – Тревис указал на Бэбкока пальцем: – Кто-нибудь хоть раз пытался вам мстить так, как эти ублюдки мстили мне прошлой ночью? Не побывав в моей шкуре, не говорите мне, что на моем месте вы бы нисколько не испугались. Я бы вас тогда назвал проклятым Богом лгуном.

Священник вдруг раздулся, как жаба.

– Да неужели у вас нет ни капли уважения? – хрипло прошептал он.

– Прошу прощения, – вежливо произнес Тревис. – Я знаю, на вас сутана. Однако скажите мне: у вас-то во всем этом какой интерес? Пока что мне еще никто не сказал, какова цель нашей встречи, а мне бы очень хотелось поскорее отправиться по своим делам.

Священник сел возле стола Бэбкока и сложил руки на коленях.

– Мне говорили, что вы человек сильной волн, господин Колтрейн, но что у вас ужасно скверный характер. Я могу понять, почему вы так расстроены. Если вы воздержитесь от дальнейших своих вспышек и сумеете выслушать меня, я попытаюсь рассказать вам, зачем мы здесь собрались.

– Что ж, это звучит вполне разумно, – кивнул Тревис. – Только давайте выкладывайте все побыстрее.

Священник закрыл на миг глаза, словно молясь, чтобы Бог ниспослал ему нужные слова. Затем он в задумчивости уставился на Тревиса и изрек:

– Позвольте мне вам объяснить, как это все получилось, мистер Колтрейн.

Речь его лилась медленно и гладко. Он явно хотел, чтобы Тревис все понял как следует. Он рассказал о том, каким образом почти полмиллиона рабов завоевали свою свободу; какой ожесточенной была их борьба, приведшая в 1804 году к объявлению независимости Гаити. По его словам, большинство африканцев, привезенных на Гаити до середины прошлого века, были родом из дагомейстонского города Оундага, что в Западной Африке. Позже их привозили сюда из Конго. Среди этих рабов были мулаты, имевшие какое-то образование, а также немного европейцев. Начиная с 1804 года на Гаити устремилось множество эмигрантов, в основном торговцы и механики. Приехало несколько священников и учителей. Это были выходцы с Британских островов и жители Северной Америки.

– Девять лет назад был подписан конкордат с папой, – так же медленно продолжал свою речь священник, – по которому на Гаити полагалось иметь священника французского происхождения. Это помогло привлечь сюда франкоговорящих. Некоторые из них приехали из Франции, другие – из Гваделупы и Мартиники.