— Хамидулла прав, в Англии они намного приятнее. Здесь им, видимо, не все подходит.

Азиз довольно долго молчал, потом спросил:

— Почему вы не женаты?

Филдинг был рад этому вопросу.

— Потому что я смог пройти по жизни без этого, — ответил он. — Я думал рассказать вам о себе, но сделаю это потом, когда смогу составить более или менее интересный рассказ. Женщина, которую я любил, отказала мне — вот главная причина, но с тех пор прошло пятнадцать лет, так что теперь все это не имеет никакого значения.

— Но у вас нет детей.

— Нет.

— Извините, но тогда еще один вопрос: может быть, у вас есть незаконные дети?

— Нет, я бы охотно сказал вам о них, если бы они были.

— Значит, ваше имя может угаснуть?

— Должно быть, так.

— Ну… — Азиз с сомнением покачал головой, — восточный человек никогда не поймет и не примет такого безразличия.

— Я не люблю детей.

— Любовь к детям не имеет к этому вопросу никакого отношения, — нетерпеливо возразил Азиз.

— Я совершенно не чувствую их отсутствия. Я не хочу, чтобы дети рыдали у моего смертного одра или хорошо говорили обо мне после моей смерти, что я считаю просто принятым предрассудком. Лучше я оставлю после себя мысль, а не дитя. Дети могут быть у других. К тому же никаких обязательств. Когда в Англии стало не на что жить, я собрался и приехал работать в Индию.

— Почему бы вам не жениться на мисс Квестед?

— Боже упаси, она же педант и резонер.

— Педант и резонер? Будьте добры, объясните: это плохие слова?

— Ну, все же я ее совсем не знаю, но она поразила меня, как одно из самых жалких произведений западного образования. Она меня угнетает.

— Но что значит педант, мистер Филдинг, что значит резонер?

— Она долго и нудно говорит, говорит беспрерывно, она ведет себя как на лекции, пытаясь понять Индию и ее жизнь, и при этом делает записи в тетради.

— Она показалась мне милой и искренней.

— Вероятно, так оно и есть, — сказал Филдинг, устыдившись своей грубости; на предложение жениться холостяк, как правило, отвечает преувеличенно бурной реакцией. — Но, видите ли, Азиз, я не смогу жениться на ней, даже если бы хотел. Она только что была помолвлена с городским судьей.

— В самом деле? Как я рад! — Радость его была неподдельной, ибо эта новость освобождала его от марабарской экспедиции; в самом деле никто не заставит его развлекать настоящих англоиндийцев.

— Старушка-мать обо всем позаботилась. Она очень боялась, что ее драгоценный сыночек сделает самостоятельный выбор. Она привезла ему из Англии девицу и обхаживала их до тех пор, пока они не решились на помолвку.

— Миссис Мур ничего не говорила об этих планах.

— Возможно, я ошибаюсь, я не в курсе Клубных сплетен. Но как бы то ни было, они помолвлены, и скоро состоится свадьба.

— Да, она вам не достанется, мой бедный друг. — Азиз улыбнулся. — Мисс Квестед не для мистера Филдинга. Но знаете, она отнюдь не красавица, и у нее практически нет грудей, если вы это заметили.

Филдинг тоже улыбнулся, хотя упоминание о женских грудях он нашел безвкусным и пошлым.

— Но ничего, для городского судьи она сойдет, а он — для нее. Вам я найду женщину с грудями, как спелые плоды манго…

— Нет, не найдете.

— Конечно, нет, к тому же это может навредить вам в вашем положении. — Мысли Азиза перескочили с матримониальных планов в отношении Филдинга к Калькутте. Улыбка исчезла с его лица. Что бы сталось, если бы он убедил Филдинга поехать с ним в Калькутту, а потом у ректора случились бы неприятности! Он решил взять иной курс. Он станет защитником своего друга, защитником, знающим все опасности и подводные камни Индии. — В Индии осторожность никогда не бывает лишней, мистер Филдинг. Все, что вы говорите вслух в этой проклятой стране, может быть подслушано подстерегающим вас завистником. Вы, наверное, удивитесь, но сегодня вас слушали по меньшей мере три таких типа. Я очень сильно расстроился, когда вы заговорили о боге. Они не станут держать ваши слова при себе и все расскажут.

— Кому?

— Они найдут кому и найдут что. Ведь вы высказались и насчет нравственности, вы сказали, что приехали отнимать работу у других. Это было недальновидно. Индия — не самое подходящее место для скандала. Да что говорить, среди ваших слушателей сегодня был еще и ученик вашего колледжа.

— Спасибо, Азиз, что вы мне все это сказали; да, мне стоит быть осторожным и научиться держать язык за зубами. Если меня что-то интересует, я увлекаюсь и забываю об осмотрительности. Но, думаю, что настоящего вреда от этого не будет.

— Однако из-за вашей прямоты у вас могут быть неприятности.

— У меня и в прошлом была масса неприятностей.

— Но послушайте, из-за вашей неосмотрительности вы можете лишиться работы.

— Если это произойдет, то произойдет. Я это переживу, я очень легок на подъем.

— Легок на подъем! Нет, вы и вправду очень необычная раса, — сказал Азиз и отвернулся, словно собираясь уснуть, но потом резко снова обернулся к Филдингу. — Или это ваша личная особенность?

— Многие индийцы, как мне известно, тоже много странствуют, например садху. Кстати, это одна из вещей, которые больше всего восхищают меня в вашей стране. Любой может путешествовать и странствовать, если у него нет жены и детей. Отчасти, наверное, поэтому я не хочу жениться. Я святой человек, но без ореола святости. Передайте это вашим троим завистникам, и пусть они уймутся.

Азизу было приятно и интересно разговаривать с Филдингом; он принялся обыгрывать в голове эту новую для него идею. Вот почему так бесстрашны мистер Филдинг и подобные ему! Им просто нечего терять. Но сам он пустил глубокие корни в обществе и в исламе. Он принадлежит традиции, которая связывает его по рукам и ногам, у него есть дети, которые войдут в будущее общество. Пусть он влачит жалкое существование в этой лачуге, но у него есть жестко определенное место в жизни, надежное место.

— Меня нельзя уволить, потому что мое дело — это Просвещение. Я верю в то, что человека можно научить стать личностью и понимать другие личности. Это единственное, во что я по-настоящему верю. В правительственном колледже я совмещаю эту веру с преподаванием тригонометрии, но если бы я был садху, то совмещал бы ее с чем-нибудь другим.

Филдинг выложил свой манифест, и оба на некоторое время умолкли. Мухи совершенно обнаглели, они мельтешили перед глазами и лезли в уши. Филдинг остервенело отбивался. От этих усилий он вспотел и решил, что пора уходить.

— Скажите вашему слуге, чтобы он подал мне лошадь. Видимо, он не понимает мой урду.

— Знаю, это я распорядился, чтобы он не реагировал на урду. Такие вот трюки мы разыгрываем с несчастными англичанами. Бедный мистер Филдинг! Но я вас освобожу. Господи, за исключением вас и Хамидуллы, мне здесь и поговорить не с кем. Вам, кстати, понравился Хамидулла?