Таня покачала головой.

– Ты рискуешь, – сказал Дима. – Я знаю твоего отца. Он вполне в состоянии тебя найти. Кстати, попытайся наладить контакт с ним. Не с бабушкой и мамой. А именно с ним. Он производит впечатление вменяемого человека. Я даже могу отвезти тебя к нему.

– Спасибо, – поблагодарила Марина.

– Ты-то меня за что благодаришь? – удивился он. – Я сейчас вообще не с тобой разговариваю.

Марина улыбнулась и положила голову на руки.

– Поехали, – повторил Дима, – бегать – это не вариант. То есть иногда это правильное решение. Но не сейчас.

Таня покачала головой.

– Отец меня не выпустит больше из своего кабинета. Мне вообще нельзя там появляться.

– Как знаешь, – сказал Дима. – Тогда Роман и Игорь тебя сейчас отвезут, куда ты скажешь. Он кивнул на двух охранников, куривших на улице. Марина принялась заполнять Танину трудовую.

– Я хочу тебя поблагодарить, – произнесла Марина, когда за Таней закрылась дверь. – Я знаю тебя давно и хорошо, ты мой муж и отец моего ребенка, но все равно иногда ты совершаешь поступки, которые меня удивляют. Таня может быть причастна к этому делу, а ты повел себя так, как будто это твоя родная дочь.

Дима откинулся на спинку стула.

– Сам себя я удивил только один раз, – сказал он. – И это было не сегодня.

– Расскажешь? – спросила Марина.

– Может быть, когда-нибудь, – ответил он. – Но не сейчас. Пока я хочу рассказать тебе кое-что другое. Ожог на руке у покойной Полины Ульяновны – не совсем обычный. Это не кипяток. Это была новость номер раз. И новость номер два – хоронить ее будут завтра.

– Ожог химический? – спросила Марина.

Тонкое шерстяное платье, ниспадающее мягкими складками, очень ей шло.

– Нет.

– Как все загадочно. А она точно умерла от остановки сердца?

– Точно.

Марина задумалась, но потом пожала плечами, встала и включила чайник.

– Дмитрий Николаевич, – проговорила Инна в трубку, – я хотела бы отчитаться о ходе рекламной кампании.

– Можно, – сказал Дима, – заезжайте ко мне в офис. Я прямо сейчас еду на работу и пробуду там до вечера. Часов в восемь я выделю вам полчаса.

Сердце Инны Сергеевны забилось и затоковало, как большой жирный тетерев.

– Да, – произнесла она, боясь верить в то, что происходит. – Спасибо, я буду в восемь, – подтвердила она, стараясь, чтобы голос звучал одновременно по-деловому и женственно.

Дима положил трубку. Инна вернулась в магазин. Марина сидела в своем кабинете и что-то чертила на листе бумаги.

При виде ее Инна вздернула подбородок и хитро улыбнулась, едва сдерживая желание смеяться и плясать джигу.

Люся мыла полы, когда Миша подошел и встал рядом.

– Я попытаюсь, – сказал он, – помочь твоему мужу. Несмотря на свои чувства. К тебе, не к нему.

Люся подняла голову и посмотрела на Мишу. Он плотнее сжал губы, чтобы не было видно выбитых зубов.

– Спасибо, – произнесла она. – Я буду тебе очень благодарна. Даже за попытку. Познакомишься с моим мужем.

– Ага, – сказал Миша.

На самом деле он вовсе не был уверен, что у него получится. Как сороконожка, которая задумалась о том, как бежать, запуталась в собственных лапках и упала, Миша сейчас начал размышлять о том, что и как он делает, когда лечит руки, пальцы и головы людям, которые об этом даже не подозревают.

– Ты экстрасенс, да? – спросила Люся. – А я никогда в них не верила.

На полу была лужа воды, в луже лежала тряпка. Люся опиралась на ручку швабры, как на посох.

– Я тоже в них не верю, – сообщил Миша. – Представь.

– А как тогда у тебя получается лечить?

– Да сокамерник научил.

– Ты сидел в тюрьме? – спросила Люся.

По ее растерянному лицу Миша понял, что Люся сомневается, стоит ли вести его к себе домой. Но убеждать ее он не хотел, и вообще было бы странно, если бы он стал это делать.

– А за что? – спросила Люся.

– Я не был виноват, – ответил Миша, – но не смог это доказать.

– Все так говорят, – произнесла Люся. – Ладно, пойдем.

– Не надо говорить мне «ладно», – сказал Миша.

– Это что? – спросил Володя.

– Ужин, – ответила Таня.

У Володи полезли на лоб глаза.

– Да ты что, – сказал он, – правда, что ли? И что тут? Макароны? С сыром? Сойдет. Большой прогресс!

Таня вытерла руки о фартук, который надела впервые в жизни.

– Тебе понравится заниматься домашним хозяйством, я верю, – проговорил Володя и пошел мыть руки.

– Я благодарна тебе за терпение, – улыбнулась Таня.

– Тебя что, подменили? – спросил он. – Ты как-то странно себя ведешь, не пугай меня.

Он почему-то не сомневался, что макароны она посолить не догадалась.

– Главное, чтобы мои нас не нашли, – произнесла Таня. – Хотя бы пока не родится наш ребенок.

– Не обольщайся, они никогда не успокоятся, – сказал Володя. – Когда-то придется урегулировать эту проблему. Но пока да, ты права, лучше скрываться. Не звони подругам, не ходи в места, куда когда-то ходила, не ищи работу. Сиди дома и выходи гулять на балкон.

– Как принцесса в высокой башне, – усмехнулась Таня.

Инна любила надевать одежду, которая слегка просвечивала, не слишком сильно, а так, в рамках приличия. Тем не менее сквозь ткань угадывались очертания тела. Инна была мудрой женщиной и понимала, что если ставки высоки, надо выглядеть дорого и при этом добропорядочно.

– Дмитрий Николаевич будет через десять минут, он просил вас подождать, – сказала секретарша, улыбнувшись дежурной улыбкой и кивнув в сторону кабинета.

Инна кивнула в ответ и прошла в кабинет. Сам факт того, что ей позволили пройти в кабинет хозяина компании в его отсутствие, был знаковым. Инна Сергеевна зашла в помещение, обставленное в стиле минимализма, села на стул, плотно сдвинула колени и принялась терпеливо ждать.

Она вообще могла ждать долго, как змея, которая часами лежит неподвижно, перед тем, как сделать бросок.

Дима пришел раньше, чем истекли десять минут.

– Добрый вечер, – поздоровался он, бросая бумаги на стол и садясь в кресло. – Вы хотели обсудить со мной ход рекламной кампании магазина?

– Да, – кивнула Инна, понимая, что ее ноги выглядят в узкой официальной юбке и черных туфлях на каблуках просто бесподобно. – Вот отчет, что потрачено и куда, а также образцы рекламы, которую мы размещали.

Дима взял бумаги, пробежал отчет глазами, посмотрел на фотографии. Надо было отдать Инне должное, вкус у нее имелся. Реклама была хороша – девушки в кафе, девушки на улице, девушки в холле театра.