«Ну так и топталась бы где-нибудь еще!» — мысленно ответил Карл.

— Ты же, наверное, уже присмотрела подходящий стул в каком-нибудь каталоге, — произнес он, затянувшись поглубже.

Она не ответила, но Карл понял, что завтра тут, по всей видимости, уже будет стоять второй стул.

— В регистрах населения о Кирстен-Марии Лассен не так много. Социальной помощи она, во всяком случае, никогда не получала. Ее исключили из третьего класса гимназии, и затем она продолжала образование в Швейцарии, но об этом у меня нет никаких сведений. В качестве последнего места пребывания указано, что она жила у Бьярне Тёгерсена на Арневанген в Брёнсхой. Я не знаю, когда она оттуда выехала, но мне кажется, прямо перед тем, как Тёгерсен явился в полицию с добровольным признанием. Так что, по-видимому, это произошло в мае-июле девяносто шестого года. А до этого, с девяносто второго по девяносто пятый, она проживала у мачехи, на улице Киркевей в Ордрупе.

— У тебя, конечно, есть полное имя и точный адрес этой дамы?

Не успел он договорить, как Роза протянула желтый листок.

Женщину звали Кассандра Лассен. Такого имени он никогда не встречал.

— А отец Кимми? Он жив?

— Да, его зовут Вилли К. Лассен, он пионер в сфере программного обеспечения и живет в Монте-Карло с новой женой и новенькими детками. Где-то у меня на столе лежит эта справка. Он родился в тридцатом году, так что, можно сказать, это очень крепкий мужик. А может, просто жена кулема. — Тут Роза улыбнулась во все лицо и рассмеялась тем переливчатым смехом, который, как знал Карл, рано или поздно выведет его из душевного равновесия.

— Я нигде не нашла сведений, чтобы Кирстен-Мария Лассен ночевала в каких-нибудь известных ночлежках, которые мы проверяем в первую очередь, — продолжала Роза, отсмеявшись. — Но она ведь могла снять комнату, а хозяева не сообщили об этом в налоговую службу. Моя сестра только этим и спасается, держит одновременно четверых квартирантов. Надо же на что-то кормить трех мальцов и четырех кошек, раз муж оказался подлецом и смылся из дома.

— Думаю, Роза, тебе лучше не распространяться об этом передо мной. Как-никак я все-таки страж закона!

Она замахала на него обеими руками. «Боже упаси! — говорил ее взгляд. — Только не выдавай меня, я все поняла!»

— Но есть справка о госпитализации Кирстен-Марии Лассен: летом девяносто шестого года она попала в больницу «Биспебьерг». У меня нет ее истории болезни — у них там даже ради справки о том, что было вчера, надо перерыть целый архив. Я узнала только дату госпитализации и дату, когда она исчезла.

— Исчезла из больницы? Во время лечения?

— Не знаю наверняка, но там точно есть пометка, что она покинула больницу самовольно.

— Как долго она там пробыла?

— Дней девять-десять. — Роза полистала желтые листочки. — Вот. С двадцать четвертого июля по второе августа.

— Второе августа! Это дата рёрвигских убийств. Прошло ровно девять лет.

Роза растерянно выпятила нижнюю губу: видно было, она страшно злится на себя, что сама не сообразила.

— В каком отделении она лежала? Психиатрии?

— Нет. Гинекологии.

— Так. — Карл побарабанил пальцами по столу. — Постарайся все же раздобыть историю болезни. Поезжай сама и предложи свою помощь, если понадобится.

Она отрывисто кивнула.

— А как у тебя с газетными архивами? Ты просмотрела сообщения?

— Да, но из них мало что вынесешь. Судебные заседания восемьдесят седьмого года были закрытыми, и в связи с задержанием Бьярне Тёгерсена Кимми ни разу не упоминается.

Он глубоко вздохнул. Только сейчас до него по-настоящему дошло: участники школьной группы ни разу не были публично упомянуты поименно. Они тихо и спокойно продолжали свое восхождение по социальной лестнице, пока не забрались на самую вершину. Формально они ни в чем не замешаны. Понятно, они хотят, чтобы все и дальше так оставалось!

Но почему они просто не обратились к нему, чтобы объясниться, зная, что он занимается этим делом? Какого черта им вздумалось тогда запугивать его таким дилетантским и никуда не годным способом, что могло только возбудить подозрения и вызвать противодействие?

— В девяносто шестом она исчезла, — заметил Карл. — А в средства массовой информации не подавали объявления о розыске?

— Ее никто не разыскивал — ни так, ни через полицию. Семья ничего не сделала.

Карл кивнул. Хорошенькая семейка!

— Значит, в газетах о Кимми ничего нет. А как насчет светских приемов и прочего в этом роде? Неужели она не бывала на таких мероприятиях? Обыкновенно люди ее круга там болтаются.

— Не имею представления.

— Вот этим и займись! Поспрашивай в еженедельниках. Свяжись с «Госсипом». В их архивах чего только нет. Какая-нибудь подпись под картинкой или что-нибудь еще в этом роде наверняка попадется.

Ее взгляд ясно выражал: она уже почти махнула рукой на такого безнадежного человека, как он.

— Ее историю болезни уж точно придется искать долго. Так с чего же мне начинать?

— С больницы, но и про еженедельники не забудь. Стервятники пера любят таких, как она. У тебя есть ее персональные данные?

Роза протянула ему листок. Ничего нового: Кимми родилась в Уганде, братьев и сестер не имеет, в детстве меняла место жительства каждые два года: жила в Англии, США и Дании. Когда ей исполнилось семь лет, родители развелись, и, как ни странно, право воспитывать ребенка досталось отцу. День рождения у нее, кстати, в сочельник.

— Карл, ты забыл еще спросить две вещи. По-моему, это нехорошо с твоей стороны.

Он поднял глаза и посмотрел на Розу. Если смотреть снизу, она напоминала сейчас маленькую и толстенькую копию Круэллы де Виль в тот момент, когда та приготовилась похитить сто одного далматинца. Может быть, действительно не мешает поставить напротив еще один стул, чтобы немного изменить перспективу.

— Что такое? — отозвался он, не особо интересуясь ответом.

— Ты не спросил про столы. Которые там, в коридоре. Они уже пришли, но стоят в коробках несобранные. Нужно, чтобы Ассад мне помог.

— Ради бога, если он в этом разбирается. Но его, как ты сама видишь, сейчас нет. Он на полевой работе, ловит мышку.

— Ну а ты?

Он медленно покачал головой. Собирать с ней столы? Еще чего не хватало!

— О чем же еще я тебя не спросил? Уж скажи, будь любезна.

Всем видом она выразила нежелание отвечать на этот вопрос, но все же произнесла:

— Если мы не соберем эти столы, я не стану копировать всю остальную муть, которую ты мне надавал. Ты — мне, я — тебе!

Карл сделал глотательное движение. Через неделю ее тут не будет! В пятницу пускай понянчится с чертовыми трескоедами из Норвегии, а потом ее коленкой под зад и вон отсюда!