– Что ты здесь забыл? – заплетающимся языком глухо спросил он.

Хосе опешил: чтобы одаренный такой способностью человек, имеющий такие связи, вдруг испытывал потребность напиться – такого он никак не мог понять.

– Почему вы не выбрали меня сегодня вечером? – спросил он. – Почему не позволили мне увидеть?

Итальянец снял пальто. Он все еще был во фраке, в тусклом свете на фоне белого жилета его густая черная борода и лицо казались совсем темными.

– Зачем тебе нужно, чтобы я выбрал тебя? – проворчал он, тупо уставившись на Хосе.

– Каждый вечер я выбираю кого-нибудь другого. Иначе зрители решат, что у меня есть помощник. Мне не нужен помощник. У меня есть сила, я сильнее всех… Ты мне не нужен.

Убирайся.

Он сел в кресло и начал стягивать башмаки.

– Я могу проделать это с кем угодно. Такое уж у меня дарование.

С хитрым видом он взглянул на индейца и подмигнул ему:

– Сверхъестественное, ты же понимаешь. Мне его Дьявол подарил, ха, ха, ха!

Хосе сглотнул слюну. Лицо его напряглось, щеки ввалились, ноздри раздулись. Он и не знал, что его сердце способно забиться с такой силой. Он так ждал этого мгновения.

– Я сильнее всех, – сказал великий маэстро, массируя себе большой палец на ноге. – На будущей неделе я впервые выступаю в Лас-Вегасе. Сильнее меня нет никого. Я их всех обскакал. Дайте мне зал на двадцать тысяч зрителей, и одним движением рук я заставлю их увидеть все, что захочу. Заставлю ползать по полу, снимать штаны, кричать: «Да здравствует император!», «Viva’l Duce!», «Sieg heil!». Все что угодно заставлю делать. Есть, правда, один немец – Ганс Крюгер, да еще француз Белладонн, но, пожалуйста, пусть приходят – уверяю тебя, я не боюсь их, я никого не боюсь. Нет у меня соперников. Я показывал свой номер королям, великим диктаторам, действительно важным персонам. У меня есть ордена всех стран.

Он шумно рыгнул.

– Сам не понимаю, зачем заехал в это грязное место. Конечно, они хорошо платят, но мне везде платят хорошо. Хотя нет, на самом-то деле я прекрасно знаю, почему приехал: из-за девочек. Здесь вам предложат самых молоденьких, настоящих девчушек, и при этом никаких неприятностей с полицией. Люди здесь повально развращены, совершенно испорчены, это и в самом деле отсталая страна. Вчера у меня была одна малышка… y-y-y! Не буду ударяться в подробности, но, уверяю тебя, она чертовски способна, у нее просто талант. Чертенок. Обожаю эти края, стоит признаться. Порнофильмы… их крутят в общественных кинотеатрах, совсем как в Гаване во времена Батисты, и не запрещают смотреть несовершеннолетним. Да все прекрасно! Стоит только потребовать что бы то ни было, как вам тут же это предложат.

Этот народ полностью выродился. Я тебе честно признаюсь, что согласился на приглашение в «Эль Сеньор» по очень простой причине: я приехал сюда разрядиться, хорошо провести время. Периодически надо перезаряжать батарейки. Только надо сказать, что я все уже видел и на самом-то деле ничего особенно нового тут почти и нет. В сущности, мальчик мой, если ты знаешь какой-нибудь свинский номер, которого я еще не видел, – что-нибудь поистине омерзительное, – обрисуй мне его как следует, потому что, как я уже заметил, воробей я стреляный, меня ничем не удивишь; сможешь мне его назвать – получишь хорошие чаевые. Не старый фокус с ослом и собакой – его везде показывают, – а что-нибудь другое, действительно новенькое. Нечто поистине оригинальное и абсолютно омерзительное.

Теперь он уже просил, почти умолял, лицо у него стало тоскливо-обеспокоенным, словно он опасался, что чего-то «абсолютно омерзительного» вообще не существует.

– Сделайте еще раз так, чтобы я увидел, – прошептал Хосе.

Великий маэстро зевнул:

– Катись отсюда. Не сегодня. Я устал. В другой раз. О1 Если ты знаком с действительно порочными девчушками… что-нибудь особенное, тогда да, я сделаю – ты увидишь все, что пожелаешь. Я могу так сделать, ты сам прекрасно видел, это вполне в моей власти. Даром ничего не делается, а ты, мне кажется, поганый маленький балбес, которому известны все злачные местечки. Похоже, есть в городе одна новая штука, нечто потрясающее. Но, по сути, я уже в это не верю. Существует определенный предел тому, что можно сделать в этой области.

Всегда сулят что-то новенькое, и вечно оказывается лишь видимость новенького. Я большой любитель порнографии и знаю, о чем говорю. В Бангкоке, на Бирме, в Японии я все повидал.

Выбор весьма ограничен. В Германии еще, пожалуй, можно что-то найти: немцы уж коли за что берутся, то хватают через край. Да уж что там!.. По сути, я в это уже не верю. Попроси меня об этом в другой раз, мальчик мой. Уходи.

Он зевнул, затем его глаза выкатились из орбит и застыли; он резко выпрямился под дулом направленного на него пистолета.

– Поторопись, – сквозь зубы молвил Хосе. – Я не шучу. Сейчас же сделай так, чтобы я увидел это, или я продырявлю тебе шкуру. Ты будешь не первым. Пошевеливайся, тебе говорят: я хочу поговорить с ним.

– С кем? – пролепетал обезумевший маг. – С кем ты хочешь поговорить? Что такое я вчера заставил тебя увидеть?.. Я не…

И тут он вспомнил. Постарался удержаться от смеха. Легкая издевательская усмешка – вот все, что он мог себе позволить. С этими дикими суеверными индейцами нужно быть поосторожнее. Все они очень верующие. Только вот отняли у них их древних идолов, а нового Бога, которого насильно запихали им в глотку ценой массовых убийств и избиений, они не понимают. Им сказали, что это Бог доброты, великодушия и сострадания, а они тем не менее по-прежнему подыхают от голода в грязи и рабстве – несмотря на все свои молитвы. Поэтому и страдают ностальгией по прежним идолам, сохраняют глубокую веру и мучительную потребность во всякого рода сверхъестественных явлениях, что делает их лучшими в мире зрителями – самыми впечатлительными и легковерными. Во всех центрально и южноамериканских странах он всегда старался вызвать на сцену именно индейца. Для гипнотизера они – самый надежный кусок хлеба.

– Прекрасно, мальчик мой, ты выиграл. Расслабься немного, успокойся. Я ничего не смогу тебе показать, если ты останешься таким напряженным. И отдай мне пистолет. Когда мне страшно, я мало на что способен.

Хосе сунул пистолет за пояс. Великий маэстро встал. Пристально глядя в глаза Хосе, сделал несколько движений руками. Хосе почувствовал, что его куда-то понесло, что он уплывает, погружается в пустоту, покидает этот мир. Потом – тьма. Когда он пришел в сознание, все тело болело, он едва мог дышать: одно ребро было сломано. Он лежал, уткнувшись носом в грязь, на улице за гостиницей «Кортес». Великий маэстро усыпил его, а затем вызвал полицию: его избили и вышвырнули.

Мгновение он сидел опустив голову, глядя на свою испачканную красивую одежду. На боль было наплевать: родившись индейцем, к ней быстро привыкаешь. Одно лишь имело значение: маг одурачил его. Хотя может быть и другое: просто подверг его испытанию, чтобы проверить, насколько он полон решимости и действительно ли Дьявол подцепил его душу на крючок.