Они говорили на языке Иундеи, но Клим их понимал. Каждую фразу, каждое слово! Семнадцать падежей, двадцать два рода, девять времен и список суффиксов и флексий улеглись в его памяти, словно вся эта премудрость была знакома с детства.

– Нет ли кружения в голове, сын мой? – поинтересовался Мабахандула.

– Ровным счетом никакого. – Не сознавая этого, он ответил на шибере. Без запинок и напряжения.

– Желудочные боли? Тошнота? Есть ли позывы к рвоте?

– Отсутствуют. Но скажи, почтенный, как действует это зелье?

– Открывает чакры с первой по седьмую, – загадочно промолвил маг. – Сначала открывает, потом закрывает. А в промежутке между открытием и закрытием слова шибера переливаются в твой разум в виде особой ауры. Признаюсь, это несколько болезненный процесс.

– Чакры, значит… аура… – со вздохом повторил Клим. – Ну тогда все понятно. А что ты еще можешь?

– Могу проникнуть в замыслы врагов. Вот так! – Мабахандула ухватился за кончики бровей, надул щеки и устремил на Клима пронзительный взгляд.

– Очень полезное умение, – почтительно заметил генерал Шалом.

Под черепом кольнули тонкие иголочки, и Клим помотал головой.

– Хватит! Не думаю, что это пригодится. Чудовища для нас враги, однако они не люди. Да и к чему нам их замыслы? Вывести бы их под корень, и все дела.

– Еще, сын мой, я умею творить иллюзии и посылать их так далеко, как пожелаю, – промолвил волшебник. – Вот, к примеру…

Посреди стола воздвиглось блюдо с жареным поросенком. Во рту он держал запеченное яблоко, бока и ножки были покрыты золотистой корочкой, и над жарким поднимался соблазнительный парок. Црым в восторге взвизгнул, схватился за нож и ткнул поросенка острием. Лезвие прошло насквозь без всякого усилия.

– Мираж, – сообщил Мабахандула, пошевеливая огромными бровями, – обман зрения. Не старайся, северянин, скушать это нельзя.

Шут поскреб макушку.

– Зато как похоже! Подбросить чудищам, они сбегутся на угощение, и тут государь их замочит. Всех разом!

– Если получится, – сказал Клим. – У такой приманки есть достоинства, но лучше бы что-то другое, что-то устрашающее. Хотя я еще не знаю, чем можно напугать восьминогих тварей или тех, что подобны жукам.

– Не все знание приходит сразу, есть сегодня, и есть завтра, – отозвался маг. – Хочешь что-то устрашающее, сын мой? Ну так взгляни на это.

В углу трапезной поднялся атомный гриб. Он был невелик, только от пола до потолка, но от него повеяло уничтожением и смертью. В его вершине клубились черные тучи, ножка сверкала багровыми всплесками, горели воздух, вода и земля, и в расколотом небе проступила тень космического мрака. Чудовищная, безжалостная мощь, несовместимая с жизнью… Такого в этой реальности не видели, но, кажется, никто не сомневался, что это не извержение вулкана, а ужас, сотворенный людьми. Шалом побледнел, джинн Бахлул спрятался под воротник куртки, шут вскрикнул и закрыл ладонями глаза, кот с воплем метнулся под лавку. Только Клим взирал на атомного дьявола холодно и без эмоций.

– Желаешь еще? Могу показать, – промолвил маг. – Похоже, сын мой, нервы у тебя крепкие.

Гриб смертоносного взрыва сменился танковым сражением времен Второй мировой. Взрывая землю, с корнем выворачивая деревья, разваливая дома, ползли бронированные машины. Их пушки извергали огонь, гусеницы давили бегущих солдат, бетонные стены дотов лопались под их напором. Одни пылали, выбрасывая в небо смрадный черный дым, сжигая в своем чреве экипажи, другие застыли искореженными грудами, но оставшиеся сотни и сотни упорно надвигались на врага. Что-то нечеловеское было в этой бойне – казалось, не люди управляют машинами, а железные чудища рыщут туда и сюда по собственной воле, поводят хоботами орудий, бьются друг с другом насмерть, горят и взрываются, равнодушные к собственной гибели.

Мабахандула повел трехпалой рукой, дернул бровями, и видение исчезло.

– Кажется, ты не испугался, сын мой. Но страшнее у меня ничего нет.

– Не испугался, – промолвил Клим в глубокой задумчивости. – Но хотелось бы знать, откуда к тебе явились такие картины. Не сам же ты это придумал!

– Нет. – Чародей важно надул щеки. – Это видения из другой реальности, куда я могу проникнуть благодаря своему искусству. Я лишь показываю увиденное там, но перенести в наш мир нечто тяжелое, вроде железных повозок, плюющихся огнями, я не в силах. Не ведаю, есть ли чародей, способный на такое святотатство. Ибо Благой Господь это деяние не одобрит.

– Полностью с тобой согласен. Твое искусство достойно восхищения, и я бы взял тебя с собой, чтобы попугать чудовищ. Взял бы охотно, но…

Клим не закончил фразу. Мабахандула вцепился в кончики бровей и грозно рявкнул:

– Но ты думаешь, что этот старикашка совсем дряхлый и слабый, что он шага не ступит без мягкого кресла и двух носильщиков! Ты ошибаешься, о цезарь Хай Бории! Я боевой маг! Я знаю пятьдесят семь способов убийства! Я сражался в шестнадцати войнах! Взгляни на меня! Видишь вот это, это и это! – Он вытянул трехпалую руку, затем коснулся шеи и ожога на черепе. – Я бывал в таких переделках, что любой отважный воин намочит от страха штаны! И я еще могу забраться на онагра и натянуть арбалет!

– Я не прощу себе, если с тобой случится что-то плохое, – сказал Клим. – А случиться может. Дорога тяжела, и неизвестно, что ожидает нас в конце пути.

Мабахандула пожал хрупкими плечами:

– Человек не выбирает место и время своего рождения, не дано ему выбрать и день своей смерти. Я отправлюсь с тобой и твоими спутниками, цезарь. Я вам пригожусь. Теперь ты знаешь шибер, и я могу давать тебе советы. Это самая почетная из привилегий старости.

Клим повернулся к Шалому Упанишаду:

– Ты отпустишь его, генерал? Ветерана и творца иллюзий, лучшего из полковых магов?

– Я принимаю неизбежное, как песок принимает воду, – отозвался с улыбкой Шалом. – Кто я такой, чтобы противоречить ему и тебе? Здесь, о цезарь, ты командуешь и решаешь.

– Хорошо, – сказал Клим. – Теперь у меня есть ловкий разведчик и есть мудрый маг. И думаю я, что старый конь борозды не испортит.

Термин «зона», который, собственно, относится к местам заключения, довольно быстро облекся в романтические одежды, став элементом шансона тюремно-лагерной ориентации. Многие виршеплеты, известные и не очень, приложили к этому длань, но, когда за дело взялись писатели-фантасты, зонная тематика воистину расцвела. Правда, после Чернобыля, Фукусимы и «Пикника на обочине» это была уже другая Зона, смертельная, в которой топтались пришельцы, сталкеры, девы, слабые на передок, и обширное стадо недоумков-любителей, чье мясо шло по копейке за фунт. Об этой Зоне классики сказали все, однако едва ли не каждый автор, с благословения издателей, считает священным долгом в ней отметиться.