Потому что теперь нет уверенности, что я могу куда-то уйти.

Я положила ложку на тарелку и повернулась к мужу. Постаралась придать лицу серьёзное выражение.

— Паша, что у нас происходит? Я уже ничего не понимаю.

— Это сложно, — он обнял меня и потянул к себе, но я сначала упиралась, а потом приникла к его груди, чтобы не показывать своей истинной злости.

Мне нечем крыть, если он выгонит меня, ничего не смогу предъявить в ответ.

— Я не понимаю, почему она так говорит, объясни. Ты говорил, что у нас будет дом, мы будем там жить, а тут я узнаю, что ты ей обещал то же самое. Ты любишь её?

— Ну что ты, я люблю тебя.

Слова его вроде бы и утешали, но в то же время заставляли настораживаться. Давно он не был таким нежным, давно не обнимал меня так. И теперь всё это заставило сомневаться. Неужели он вот может играть и тут и там. Пытается угодить всем. Но мне казалось, что ни с чем останусь именно я.

Потому что там он веселый и такой чересчур добрый, а со мной вечно какие-то требования, вечное недовольство. Что бы я ни сделала всё не так. Возможно он требовательный и с ней, но я этого не увидела.

— Давай ужинать, — сказал Паша мягко, наверное, пытаясь усыпить мою бдительность.

Каким бы мягким, каким добрым бы он сейчас не был, я чувствовала, что не верю ему. Просто не верю.

Одно навалилось на другое, и теперь не было между нами того полного понимания, которое было когда-то. Только недоверие, ко всему, чтобы он не сказал и не сделал. И я чувствовала, он играет со мной в игру.

Паша выпустил меня из объятий и хотел идти переодеваться, но тут слова прыгнули мне на язык, и сама не знаю почему, я спокойно так сказала:

— Если хочешь, можем разойтись.

Муж повернулся, брови сдвинулись на переносице, и он медленно и осторожно проговорил:

— Я не хочу, с чего ты взяла?

— Ну ты же обещал Карине, что будете жить вместе.

— Ты опять? Обещать не значит сделать…

— Значит, ты не собирался с ней жить, а просто кормил её завтраками, только обещал? Молодец. Любовница не должна мешать семье. Да только ты забыл ещё кое-что.

— Что же?

— Я больше не хочу тебя.

Он нахмурился ещё сильнее.

— О чём ты?

— Ты не хочешь меня, соответственно я не хочу тебя. Это же логично.

— Я тебя хочу.

— Ты серьёзно. Нагнуть над столом и минуту подергать членом у меня между ног, это ты называешь хочу?

Эти слова явно задели его самолюбие. Но что я могу сделать, если именно так и воспринимаю его эти движения.

— Тебе не нравится?

— А это кому-то должно понравиться? Раньше у нас было всё не так. Но теперь у тебя есть с кем заниматься этим подольше. А я не собираюсь сидеть и ждать, пока ты придёшь и нормально меня трахнешь. Не собираюсь, — возбуждённо я повысила голос.

Он повернулся, подошел ко мне в плотную, схватил за подбородок, я выдернулась, он снова схватил и посмотрел мне в лицо с видом следователя. Кажется, я договорилась.

— Если заведёшь любовника, я тебя уничтожу, — проговорил он.

— Спасибо что предупредил, — я вырвалась и выключила печку, на которой уже слишком бурно кипело рагу.

Ужин прошел в тишине иногда прерываемой вопросами сына. Паша ел молча, сосредоточенно пережевывая. Иногда указывал, что подать, или что не так. Иногда посматривал на меня и я чувствовала, что зацепила в его душе какие-то струны, о которых раньше он даже не догадывался.

Думаю, мои слова заставили его ограниченный ум, посмотреть на ситуацию совсем с другой стороны. Но что будет дальше непонятно.

Что это изменит?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Да отстань ты, — я отпихнул Венеру, — что ты прицепилась как банный лист к жопе? Самой не противно бегать за мужиком?

Сказал и пожалел…

В этот момент она была страшной.

Вот черт, да что я виноват, что эта ненормальная кидается на меня?

Нужно было всё-таки помягче ведь она не просто кто-то, а дочь Степанова.

Да хрен с ним, со Степановым и с его дочерью вместе. Пошли они.

Я повернулся и пошел к двери.

— Ты пожалеешь, что так сказал! — крикнула она вдогонку, и я вошел в холл.

Да, наверное пожалею.

Я поднялся к себе. Нечего было и думать идти на двенадцатый. Представляю, что София подумала обо мне. Но я-то в чём виноват?

Ладно, я виноват, и не отказываюсь. Но как мне это поможет объясниться с Софией?

И снова вечер дурного ожидания. Снова брожу по лестницам. Останавливаюсь возле двери и прислушиваюсь. Если бы кто-то это видел…

Утром ещё в половину девятого начал трезвонить телефон. Ажелика меня поторапливать собралась.

— Ну что, — взял я трубку выходя из квартиры, — я уже еду.

— Давай быстрее, тут такое…

— Что там?

— Кажется, нас обокрали.

— Что! Еду!

Я бежал, к машине, потом быстро ехал, и снова бежал.

Вошел в офис. Охренеть!

Всё выглядело так, словно по мебели и по технике прошло стадо слонов. Нас не обокрали, нас разгромили.

Да, вот чего стоил поцелуй Венеры.

Полиция конечно приехала и камеры конечно просмотрели, но люди что громили офис в масках и с чёрными капюшонами, были профессионалами своего дела. Понятно, что никто и никогда не найдёт.

Я дал показания, по джентельменски умолчал о встрече вечером, потому что понимал, полиция как только узнает про дочь Степанова, делать ничего не станет, а если и станет… Это бессмысленно. Я уже понял.

В моём кабинете не было ничего живого, в смысле мебели.

Анжелика ходила туда-сюда отдавала распоряжения. Особенно после того, как поняла что я в полной прострации и мне всё равно. Вскоре полиции покинула офис.