Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для кого?
Для моей новой партнерши, международного класса танцовщицы, чемпионки страны и серебряного призера Европы Валентины С. Так ее назову — имя настоящее, а фамилии даже придумывать не буду, обойдемся инициалом. Так уж вышло, что Валентина С. тогда лишилась неожиданно своего партнера автомобильная катастрофа, deus ex machina ХХ века, изъяла партнера и мужа из жизненного оборота, будто кто-то там, наверху, решил дать мне неожиданный шанс.
В наш город Валентина приехала не случайно. Во-первых, она сама была отсюда родом и не успела или не захотела забыть об этом навсегда — не в пример многим иным выходцам; во-вторых, наш с Ниной тренер был ее первым партнером и любовником. И когда ей срочно понадобился хоть какой-то, хоть завалященький, как она говорила, партнер на одно выступление (первенство Союза), она обратилась к нему. Но он отказался — и рад бы помочь, но повредил колено, врачи рекомендуют операцию, не до танцев.
— А вот ученика своего могу предложить, — сказал он ей по телефону. Тебе ведь только на один раз?
— Конечно. Там, на Союзе, я себе кого-нибудь подыщу, не сомневайся. А сейчас хоть убейся — ни одного свободного мужичка.
— Приезжай, посмотришь…
И она приехала.
Вечером у нас состоялся разговор втроем, а через неделю я уехал из родного города: думал, что на три недели, а получилось — на полтора года. Только на выпускные экзамены отпустила меня ненасытная Валентина, понимала, что без аттестата зрелости мне никуда. А потом опять подхватил меня блестящий танцевальный вихрь: тренировки, выступления, переезды… И взрослая (на шесть лет старше меня) зрелая, красивая женщина в моих руках, в моих объятиях и, в конечном счете, в моей постели.
Подробностей не будет.
Никаких подробностей. Даже за десять тысяч долларов никто не убедит меня, что наши с Валентиной упражнения на паркете и в постели имеют какое-то отношение к моим школьным друзьям. Это было чисто мое, отдельное и поскольку мне было ясно сказано, что не я — главный интерес, что нужна информация, касающаяся кого-то из пятерых, то будем считать, что мой отъезд из родного города создал лишь некоторую лакуну в доступной мне информации, лишив меня каких-то мелких подробностей из жизни одноклассников с марта по июнь. А после выпускного вечера это уже не имело значения, потому что Андрей, Боря и Сашка разъехались поступать в разные институты, училища и семинарии и встретились снова только через год, когда Нина и Вера в свою очередь окончили школу.
К тому времени Валентина меня бросила: нашла нового, более сильного партнера и более подходящего мужа в одном лице. Так ей казалось по крайней мере. Я ее не разубеждал. Как танцор я ее избраннику в подметки не годился. А то, что он предпочитает мальчиков, — об этом тогда мало кто догадывался.
1
Не помню, как я сумел очнуться во вторник, как отдал папку с воспоминаниями шоферу Наташе, — ничего не помню.
Зато прекрасно помню, что сегодня утром проснулся с ощущением, что во сне открыл важную для всего человечества истину. Я ждал, прислушиваясь к себе: не раз уже случалось, что мысль или чувство, возникшие во время сна и казавшиеся такими важными и такими живыми, что явь выглядела рядом с ними присыпанной пылью бумажной копией, в момент пробуждения растворялись почти бесследно, оставляя на дне души еле заметный осадок сожаления. Но на сей раз истина раствориться не спешила. Это была нерастворимая истина. Как кофе, который я теперь пил по утрам. Возможно, причина прежних неудач была именно в кофе.
В моей прежней, растворившейся почти без остатка жизни было принято пить только растворимый и притом недорогой кофе. Мы впятером — я, Майя, Горталов и наши общие дети, Олечка и Юлечка, поглощали растворимый кофе большими кружками и, поглотив, тут же забывали его запах и вкус, вернее отсутствие оного; оставалось лишь ощущение некоторой наполненности в желудке и слегка нездорового возбуждения в мозгу. У каждого из нас была собственная кружка с именем хозяина. Однако довольно часто я, привычно шурша газетой за завтраком, рассеянно шарил в пространстве, нащупывал кружку, поднимал, глотал — и вдруг понимал, что пью чужой кофе из чужой кружки и при этом читаю чужие мысли. Это было неприятно, но познавательно, а главное — начисто избавляло меня от чувства вины, которое я испытывал каждый раз, когда думал о предстоящем уходе.
Между тем открытая во сне истина не оставляла меня, не давала уснуть и требовала, чтобы я немедленно поделился ею с Инной.
— Это так срочно? — спросила Инна сонно.
Та, другая, Майя, та спросила бы недовольно. И была бы, в сущности, права. Разве можно будить женщину в субботу утром? Только в субботу женщина может по-настоящему выспаться после рабочей недели. Воскресный сон не в счет. Воскресный сон свершается уже после сна субботнего. Это все равно что съесть что-нибудь вкусненькое на сытый желудок. Тоже приятно, но с утолением голода не сравнишь. Субботний сон — это сон женщины, изголодавшейся по сну. Именно женщины, потому что мир устроен несправедливо: мужчины в нем спят по потребности, а женщины — по возможности. Так что оставьте, оставьте женщине субботнее утро для сна! Даже любовь — и та в субботу утром может подождать. А уж иная какая вещь, пусть и сама истина, — и подавно.
— Ну говори уж, говори, коли начал: — сонно бормотала Инна. — Ты только одну истину открыл? Всего одну?
— Да — зато исключительно важную.
Это не так уж мало — открыть с утра одну важную истину. Мне пришлось пережить довольно много утр. И если бы каждое утро я открывал только одну важную истину, наука в нашей стране не была бы в таком жалком состоянии, а я давно стал бы академиком и лауреатом. Между тем я всего лишь кандидат юридических наук:
— И что же ты открыл?
— Я открыл, что люди от рождения бессмертны!
— Но ты это уже открыва-ал:
— Я открывал только про нас с тобой. Про нас-то я давно уверен, а сегодня открыл про остальных. Мы все бессмертны, пока любим и любимы в полную силу. Силой любви мы держим наших любимых над потоком повседневной жизни — и они, в свою очередь, держат нас. А как только любовь чуть-чуть выдыхается, слабеет, так сразу погружаемся в поток повседневности и для нас снова начинается то, что мы называем жизнью, а надо бы — процессом умирания. Если бы нам хватало сил любить постоянно, каждую минуту — жили бы вечно:
— Это что-то, — серьезно сказала Инна. — Ты, наверное, всю ночь не спал — думал?
— Нет. Проснулся — и открыл. Я и не думал вовсе. Просто возникло в мозгу такое представление. И сразу в законченном виде. Словно кто-то сформулировал и вложил в меня. И главное — я почему-то уверен, что это не просто представление, каких много, а Истина. Абсолютная Истина, не нуждающаяся в доказательствах.
— Замечательно! Рада за тебя.
— Спасибо.
— И что мы будем делать с этой истиной?