Потому что секс… ну вы поняли, да?

С тех пор каждый день, в дождь или снег, в жару или холод, я выхожу гулять с Осиком и гордо веду его на длинном поводке.

Иосиф Шерман, или просто Йоська, был рыж, веснушчат и голубоглаз. Собственно, только форма ушей и отсутствие крайней плоти (как известно, фашисты использовали эти признаки в концлагерях для выявления неполноценной расы), выдавали в нем не совсем русского пацана. Точнее, совсем нерусского.

Так вот, Йоська, семнадцати лет от роду, радостно шел по улице. Он был счастлив. В его кармане лежал заветный «белый билет». Это было время Афгана, страшного груза «двести» (хотя, кажется, что за последние двадцать пять лет он стал почти привычным), и надо признаться, что не очень многие тогда хотели в Советскую Армию.

Йоська остановился, аккуратно достал заветную книжицу, трепетно открыл ее, нашел нужную графу и прочитал: «диагноз: периодическая амнезия на фоне ярко выраженной невропатии».

Шерман даже зажмурился от удовольствия, потому что дальше было написано: «негоден к военной службе. Комиссован по состоянию здоровья».

«Сегодня бухнем с пацанами на радостях!» – подумал Йоська и вдруг замер.

Он внимательно смотрел на страничку военного билета, который избавлял его от раскаленного бронетранспортера, удушливой жары, песка, скрипящего на зубах, постоянного животного страха и анаши, прогоняющей этот страх.

Страничка была обычной, новой, пахла типографской краской и чернилами.

В графе «Ф.И.О» было написано: «Шерман Иосиф Давидович». Все правильно.

А вот в графе «национальность» значилось… «русский».

Йоська вспотел, задумался и пошел назад. В военкомат.

В окошке с надписью «Прием и выдача документов» дремал сытый прапорщик. По его сальному, послеобеденному лицу быстро передвигалась худенькая муха.

Йоска, вдохнув поглубже, шумно дунул на муху и сунул военный билет прямо в открывшиеся, но еще ничего не понимавшие глаза прапора.

– Чего надо? – заученно произнес тот.

– Посмотрите, – вежливо сказал Йоська, перекатывая по небу букву «р». – Ну какой я русский!

Прапор проснулся, внимательно посмотрел на рыжие вихры, веснушки, голубые глаза и повторил:

– Чего надо?

– Перепишите! – потребовал Йоська.

Тут надо сказать вот о чем. Йоська был парень горячий и авторитетный, не прощал оскорблений (особенно по национальному признаку), бился с теми, кто оскорблял, вне зависимости от их количества, и метелил всем, что попадалось под руку.

Так как, ко всему прочему, он был еще и Овен по гороскопу, то его упертость превосходила инстинкт самосохранения.

Прапор растерялся. Йоська давил.

Прапор плюнул и сказал:

– Иди к военкому, придурок! Диагноз-то, видать, тебе правильный поставили!

Военком, хмурый полковник с желтым лицом, щеточкой черных усов, шрамом на лбу и протезом вместо кисти левой руки, молча выслушал наглеца.

Он устал. Его место было там, с ребятами…

Он посмотрел в глаза рыжему выродку, снял трубку внутреннего телефона, набрал три цифры, что-то коротко, рублено рявкнул в нее.

Через минуту вошла пышная прапорщица без возраста, а еще через пятнадцать минут гордый собой Йоська шел домой с документом, в котором уже было все как надо.

Дома он похлебал окрошки, отрезал кусок арбуза и, откусив сочную сахарную мякоть, открыл военный билет, удовлетворенно хмыкнул, пролистал и…

В билете был вкладыш. Во вкладыше в графе «Ф.И.О» было написано Шерман Иосиф Давидович, а в графе «национальность» значилось… «русский».

Бросив недоеденный арбуз и надевая на ходу рубаху, Йоська рванул в военкомат.

Ну, дальше вы знаете. Окно «приемки-выдачи», прапор, муха, невразумительный диалог, хмурый военком…

Глаза полковника стали свинцовыми, он вскочил, грохнув протезом по столу, и гаркнул:

– Я тебя, падла, вылечу! Ты у меня, сука рыжая, в саперный батальон, под Кандагар пойдешь!

Йоська не помнил, как оказался на улице. По дороге домой он сжимал в дрожащих руках «белый» военный билет и думал, как же он ненавидит армию.

А потом Йоська поступил в медицинский институт. Он хотел, как и папа, быть хирургом.

А потом на шестом курсе влюбился. На всю катушку. Ни спать, ни есть, ни вдохнуть, ни выдохнуть. И даже то, что она была комсомольской активисткой, не остановило его.

А потом после института она поехала в Афганистан. Йоська поехал за ней и провел там три года, оперируя в тяжелых полевых условиях.

А потом осколок. Йоська летел с ней сначала на вертушке, затем сопровождал цинковый гроб, сидя рядом с ним в брюхе грузового борта.

А потом он работал и пил. Пил по-взрослому. Год.

А потом молоденькая медсестра родила ему мальчика.

Когда Йоська полез в ящик, где хранился его паспорт, чтобы пойти и зарегистрироваться с ней, то наткнулся на военный билет.

А потом он плакал, глядя на вкладыш, и слезы возвращали его в то лето, к той радости, что не надо в армию и к военкому, который растворился в мирной жизни…

Вы знаете, что такое «Прада»?

Какие-нибудь эрудированные умники скажут, что это дворец. В Испании. Там музей.

А вот и нет! Это такая марка одежды, дорогие мои! «Дьявол носит «Прада», Мерил Стрип, ну и всякое такое.

Знаете, как выглядит представитель «Прада», когда, нервно подрагивая ноздрями, он приезжает в бутики класса премиум, чтобы оценить возможность предоставления им счастливого права… нет, не продавать, а восхищаться Великой Маркой, предлагая ее своим клиентам?

Это само обаяние и вершина вкуса. Все выверено. Каждый шаг, каждый жест, каждый вздох. Каждая деталь.

В то же время он холоден и неприступен. Таким был Марио.

Однажды Марио материализовался в нашем городе.

На третьем этаже галереи бутиков «Евромода».

Он критично высматривал, вынюхивал, выспрашивал, хотя желание, чтобы Великая «Прада» была здесь, читалось на его лице.

Мой друг, хозяин «Евромоды», с простым именем «haute couture» Арон Михайлович, неторопливо вел беседу. Разумеется, через переводчика.

Разумеется, рассказывал небылицы о том, как другие Великие Марки работают с его (единственным такого уровня в нашем городе) магазином.

О том, что у него товарные кредиты. Ха-ха! О том, что не знает, насколько наш город готов к марке «Прада» и будут ли ее покупать вообще.