— Еще бы. Они выбросили твою заметку о демонстрантах из университета Браун.

— Это дело рук ублюдка Хильера, никаких сомнений, — раздраженно заметила Джейм. — Вкусы этого человека воистину ужасны.

— Наконец-то мы с тобой хоть в чем-то сошлись, — с деланным изумлением заметил Тэрнер. — Что мне больше всего нравится в тебе, рыжуля, так это твоя дипломатичность. — Он глубоко затянулся сигаретой и продолжал:

— Если тебе захочется поплакать в чью-нибудь жилетку…

— Мне хочется остаться одной, чтобы поразмыслить над новыми идеями, — сердито отозвалась Джейм.

— На которых Хильер тут же поставит крест, — парировал Тэрнер.

Джейм задумчиво потерла лоб.

— Быть может, ты все-таки уберешься? — попросила она, едва сдерживая желание вышвырнуть Тэрнера своими руками.

— Уже ухожу, — сказал тот, отступая к двери. — Мне бы не хотелось заставлять тебя думать, будто Майкл Тэрнер не понимает намеков.

— Порой мне кажется, что ты поймешь намек не раньше, чем тебя переедет здоровенный грузовик, — угрожающе процедила Джейм.

Тэрнер ушел, хохоча в голос. Джейм встала и закрыла за ним дверь. Она была так зла на Хильера, что ей хотелось нанизать его на шампур и поджарить на медленном огне. Это был уже третий случай за последние два месяца, когда редактор отправлял в корзину ее заметки. Хильер возглавил издательство полгода назад и постепенно возомнил себя непререкаемым авторитетом.

Как гласит пословица, власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно, подумала Джейм.

Джейм уже давно уяснила, что весь жизненный уклад «Уорлд вьюз» подчинен одной цели — успеть сдать очередной номер к утру вторника. Затем набранный макет отправлялся по компьютерным сетям в филадельфийские типографии с тем, чтобы уже к следующей пятнице тираж лежал на складах оптовиков по всей стране, а в понедельник появился на прилавках розничной торговли. Малейший сбой в этой цепи грозил непредсказуемыми последствиями, поэтому в понедельник после обеда в издательстве воцарялся сущий ад, а к четырем часам утра каждого сотрудника можно было смело одевать в смирительную рубашку. За шесть лет Джейм не раз доводилось видеть редакторов, прикорнувших за своим столом после изнурительного ночного бдения. В первый же ее рабочий день редактор-распорядитель Бен Роллинз сообщил Джейм, что «по понедельникам простейший способ покинуть здание — это выброситься из окна», и он не слишком погрешил против истины.

Джейм улыбнулась своим воспоминаниям. С тех пор мало что изменилось. У нее по-прежнему оставалось ощущение, что сотрудников журнала непрерывно подвергают проверке на прочность, словно задавшись целью выяснить предел их возможностей. Впрочем, она не жаловалась. Ничто не доставляло Джейм такого удовольствия, как по-настоящему трудное испытание. «В конце концов, ты дочь своего отца», — говорила она себе.

Течение ее мыслей прервал залп гневных ругательств, завершившийся грохотом захлопнутой двери в дальнем конце коридора. Громогласный поток ругательств, доносившийся с той стороны, однозначно свидетельствовал о том, что очередной опус Ганнибала Кроуфорда, самого горячего из репортеров журнала, опять подвергся безжалостной правке. Джейм едва сдержала смешок.

«Паттерсону стоило бы уволить Хильера, пока кто-нибудь не прикончил его», — подумала она.

— Видать, Кроуфорда снова переписали.

Джейм вскинула голову. В дверях стояла Холли Кристофер, молоденькая девушка из приемной. Она шагнула к столу Джейм, неся в руках два знакомых розовых бланка телефонограмм. Джейм взяла их и просмотрела.

Холли бросила взгляд на свернутый спальный мешок в углу комнаты.

— Опять собираетесь стать здесь лагерем? — спросила она.

Джейм улыбнулась:

— По понедельникам моя спальня перемещается в этот кабинет. Но я уже привыкла.

— Мне казалось, что с внедрением компьютеров наша задача упростится, — пожаловалась Холли. — По понедельникам здесь начинается такой бедлам, что я уже собиралась просить мистера Хильера нанимать на этот день еще одну машинистку.

— Будь осторожна со своими предложениями, — шутливо предупредила ее Джейм. — Человек, последним попросивший Терренса Хильера об одолжении, был найден в нью-йоркском порту. Он утонул.

На лице Холли появилась скептическая мина.

— Я серьезно!

— И я тоже, — отозвалась Джейм. — Обращаясь к нему с просьбой, будь готова к тому, что тебе придется за это заплатить. Не можешь — не суйся. У Хильера есть здоровенный парень по имени Вито. Он наносит должникам визиты и приколачивает их ноги к полу железнодорожными костылями.

Холли рассмеялась:

— Вас послушать, так мистер Хильер — настоящий людоед!

— По сравнению с ним людоед — невинный агнец, — ответила Джейм.

После ухода Холли она еще раз взяла телефонограммы и перечитала их. Первая была от ее вашингтонского корреспондента. Она позвонит ему позже. Отложив бланк в сторону, Джейм бросила взгляд на вторую записку. Элис Харкорт.

Джейм раздраженно смяла бланк в кулаке и швырнула его в корзину для бумаг.

Русский чайный дом на Западной Пятьдесят седьмой улице знаменит скорее самобытным убранством, чем кухней. Он действительно способен поразить воображение картинами известных мастеров, блестящими самоварами и канделябрами, украшенными мишурой и елочными шарами, но любой уважающий себя клиент прекрасно знает, что обеденный перерыв не лучшее время для любования ресторанными интерьерами. Обычно залы дома переполнены воротилами индустрии развлечений и телекоммуникаций, так что пообедать в тишине и спокойствии здесь можно лишь на втором этаже, прозванном завсегдатаями Сибирью.

— У меня только час, — предупредила Джейм, приблизившись к столику, за которым ее дожидалась Андреа Марлер, сидя в одиночестве. Джейм опоздала на десять минут и говорила извиняющимся тоном. — После обеда мне придется снимать во французском посольстве.

Андреа улыбнулась.

— Знаешь, а ты совсем не изменилась со школьной поры, — сказала она. — Ты приходишь и тут же уходишь, не задерживаясь на одном месте.

— Зато ты изменилась, и даже очень, — отозвалась Джейм. Андреа исполнилось двадцать семь, и она уже шесть лет была одной из самых высокооплачиваемых фотомоделей, превратившись в высокую, хотя и не такую рослую, как Джейм, платиновую блондинку с прелестным удлиненным лицом, громадными аквамариновыми глазами и пышными короткими волосами, зачесанными вперед. — В «Брайар-Ридж» ты была заурядной неотесанной девицей с косичками и проволокой на зубах.

— И лишь папочкины денежки помогли гадкому утенку превратиться в прекрасного лебедя, — прощебетала Андреа, вспоминая слух, прокатившийся среди школьных подруг, когда с ее зубов исчезли стальные зажимы, а вместе с ними — девчоночья угловатость и застенчивость. — Джейм, я попросила тебя о встрече, потому что выхожу замуж.