Группа Кузнецова, пройдя Сангам и Даридам, вышла даже в Чинау, увидели двух «духов» и погнались за ними. А это была приманка. Ведь там нас уже ждали…

Вспоминает Анатолий Пашин:

— «Духи» отрезали оба взвода двойным кольцом и, как в тире, начали расстреливать ребят. Поднялась паника. Никто не знал, что делать. Оба взвода почти полностью погибли, правда, когда началась перестрелка, несколько человек успели выйти из этого кольца. Другие два взвода пытались прийти на помощь, но кольцо было очень плотным, и у нас появились потери.

Вспоминает Петр Севко:

— Наша бронегруппа под командованием лейтенанта Дорогина выдвинулась в район Мараварского ущелья. Все было бы совсем по‑другому, если бы не дорога. Мы не доехали буквально километр, может, два. На нашем пути — высохшее русло. Вот там мы и застряли, просидели целый день и почти всю ночь. Да еще утром прибыли два танка и начали расстреливать валуны, которые мешали проходу техники. В итоге пробивается одна машина, пошла вторая и на подъеме «разулась». А тем временем наши ребята там погибали. До сих пор это роковое стечение обстоятельств не дает мне покоя…

К нам на помощь вышел батальон из Джелалабада. С этими ребятами мы выдвинулись в ущелье для того, чтобы забрать всех погибших товарищей. Эта работа затянулась на целый день, ночь и следующий день.

Вспоминает Юрий Филиппович:

— Утром 23 апреля спустились с горы в кишлак Даридам, где нас построил начальник штаба армии, руководивший операцией. О нашем неудачном бое стало известно в Москве. Привлекли на помощь много техники, людей, чтобы нас вытащить. Прогремели на весь Афган. Вывод был такой: людей, не имеющих боевого опыта, без командиров, которые уже воевали, необстрелянных солдат и офицеров кинули в бой.

В бою в Мараварском ущелье вместе с Юрием Шаповаловым погиб старшина разведроты спецназа сержант Виктор Тарасов.

Богатырь почти двухметрового роста сам собой привлекает всеобщее внимание. А если еще он атлетически сложен, с прекрасной координацией движений, замечательный спортсмен, — от него глаз не оторвешь.

А в Афганистане у него появилась еще одна примета, которая не только останавливала на себе каждый взгляд, но и заставляла замереть в мистическом оцепенении: у девятнадцатилетнего юноши появилась заметная седина.

Там, в Афганистане, в последний год его жизни, у Сергея проявился исключительный талант разведчика — обостренная интуиция.

В каждом разведдозоре кого‑то ставят впередсмотрящим. Этот «кто‑то» должен темной ночью видеть не хуже совы, отличать шорох змеи от затаенного дыхания душмана, обладать сверхвыносливостью, чтобы при любой усталости кошачья легкая походка не вызвала ни единого хруста под ногой…

В разведывательной роте, куда попал Сергей, в качестве такого впередсмотрящего прославился Вячеслав Конопелько, но вскоре молодой боец Сергей Богачев даже превзошел бывалого воина.

О нем рассказывали легенды, запечатленные после в книгах. Например, такой эпизод.

«Безлунной ночью, настолько темной, что под ногами земли не видно, шла рота в разведку. Впереди — Богачев. Когда добрались до перевала, он остановился. Где‑то там располагались вражеские посты, но где именно, никто не знал. А задача состояла в том, чтобы совершенно скрытно просочиться между ними в зону противника.

Командиру взвода, совсем еще молодому, неопытному, остановка показалась слишком долгой, и он решил Богачева поторопить. Приблизился к нему. Солдат сидел на корточках и вглядывался в темноту. Показал лейтенанту едва заметные на фоне неба контуры близкой вершины. С какой стороны ее обойти — с правой, с левой? Взводный показал рукой вправо: мол, туда. Богачев, немного подумав, показал влево. Лейтенант стоял на своем. Тогда солдат взял небольшой камень, размахнулся и с силой кинул подальше на правый склон вершины. Через секунды оттуда донесся легкий стук и шорох. И тут же вершина озарилась огнем — затрещали пулеметы, автоматы, забухали гранатометы и «безоткатки». Трассеры свирепо впивались в темноту. Затем так рвануло, что показалось, будто качнулась гора — это перепуганные бандиты привели в действие управляемое минное поле. А рота бежала следом за Богачевым в обход вершины с левой стороны. Нетрудно представить, что было бы, окажись она там, где противник устроил огневую западню».

Можно легко понять глубину благодарности всех бойцов разведдозора, чьи жизни спасла интуиция Сергея. Гораздо труднее почувствовать то сверхчеловеческое напряжение интеллектуально‑психической энергии в миг принятия решения, от которого зависят жизни ребят: от такого напряжения и седеют молодые кудри.

Как просто и безыскусно говорят о своем сыне Юрий Степанович и Антонина Степановна: «Если он чего хотел, всегда добивался. Был самостоятельным мальчиком. Проблем с ним никаких не было. Любил труд. Во время каникул просил, чтобы его устроили работать». Но это именно те простота и безыскусственность, которые характеризуют «высший пилотаж» воспитания. «Никаких проблем с ним не было», потому что научили его любить труд.

Каждого погибшего на войне жалко. А по отношению к Сергею Богачеву это чувство усиливается еще неосознанной виной: вроде мы не уберегли его. Могли что‑то сделать и не сделали…

Вот табель успеваемости школьника Толи Ермошина — одни пятерки и четверки. Вот грамоты и дипломы за достижения в спорте, даже такая редкая награда, как «За добросовестное выполнение санаторного режима и участие в общественной жизни здравницы», выданная санаторием «Маяк» в Анапе. Был человек. Жил человек. Любил человек. Своего отца Петра Константиновича, свою мать Веру Леонтьевну. Своего брата Виктора, сестру Катю.

В Рязани нашел свое счастье — «рязанскую мадонну» Светлану. Любил появившееся чудо — дочь Женечку.

А еще любил свою Родину, как может и должен ее любить преданный командир — без слов, без лести, без фанфар. Любил порядок и порядочность. Брат Виктор говорит о нем: «Был всесторонне развитым и интеллигентным человеком. Не зря жена его еще и сегодня ждет, ему замены нет». Был человек. И вот его нет. Или есть?

«Пропавший без вести»… Может, жив, а может — нет. И каждый выбирает ту половину, которая соответствует степени его веры. Но нет такой степени, которая бы измерила веру матери и любящей жены. Их вера безмерна.

И когда была получена какая‑то краткая (и страшная!) весточка от какого‑то комитета «Надежда», от некой Вейн Галины Альбертовны, которая, ссылаясь на некую Людмилу Андреевну, сообщает, что Анатолий жив, можно представить состояние матери в такой момент. Она бежала через улицы и площади Омска, не замечая ничего вокруг, и на этой высокой торжественной ноте оборвалась трагически ее жизнь под колесами автомобиля…

«Пропавший без вести»… Бунтует сознание, не смиряясь с беспомощностью всех министерств, комитетов, обществ, командиров всех рангов. Как же все вы, всемогущие и всеведущие, ничего не знаете, куда пропал ваш офицер?! Ищет отец, ищет брат, ищет сестра.