Глядя на этого «адмирала-гросс-монаха», Скорцени снисходительно улыбнулся:

— Вы — один из очень немногих людей, господин гросс-адмирал, которым хорошо известно, что перед вами — один из таких же немногих людей, которым удалось не только побывать во Внутреннем Мире, но и вернуться в рейх. Что удается немногим и атлантами не поощряется.

— Но вы были только в той части подземелья, в которой пытаемся обосноваться мы.

— Этого вполне достаточно.

— Правда, я читал отчет командира авианосца «Швабенланд» барона фон Риттера. Но я не очень-то доверяю человеку, который сам себя почти любовно называет Странствующим Бездельником.

— Времена меняются, господин гросс-адмирал. Нам теперь придется поверить во многое из того, во что еще недавно позволяли себе не верить. И потом, не забывайте, что неверие — привилегия победителей, а мы с вами — увы!.. Кстати, фюреру о нашем совещании известно?

— Я информирую фюрера о его результатах. — По тому, как долго Дениц не отвечал и каким уклончивым был его ответ, Скорцени понял: если фюрер и извещен, то вскользь, и организаторы этой встречи не очень-то настаивали на его участии. Однако обер-диверсанта, которому сам фюрер поручил отвечать за безопасность операции «База-211», это не очень-то смутило.

— Ситуация ясна, — почти угрожающе изрек он, и одному Богу было известно, что на самом деле скрывается за этой его фразой.

— …И потом, вы ведь сами назвали его «тайной вечерей».

— Именно это я и имею в виду.

— А в общем, мы с Гиммлером и Борманом пришли к мнению, что совещание наше будет предельно доверительным, конфиденциальным и строго секретным, — проговорил Дениц, внимательно всматриваясь в брусчатые узоры замкового двора, обагренные предзакатными лучами весеннего солнца.

— Борман тоже принимает в нем участие?!

— Вас это удивляет?

— А вас — нет? Хотя само участие в этом совещании такой личности, как Борман, делает его крайне важным и полномочным.

— Таково повеление рейхсфюрера Гиммлера. Он считает, что решения, которые должны быть приняты сегодня, затрагивают высшие интересы нации, а следовательно, и высшие интересы высших руководителей рейха. Как вы понимаете, я не стал оспаривать этот философско-канцелярский термин.

— Дальновидно, — проворчал Скорцени.

— Но прежде чем прибудут остальные участники этого действа, у вас будет возможность соприкоснуться с еще одной тайной Антарктиды, в которую трудно будет поверить даже вам, верящему всему, что рассказывают о ней таинственные консулы таинственных Атлантид.

— Опять интригуете, гросс-адмирал?

— Чего стоят мои мелкие интрижки в сравнении с вашими диверсионными авантюрами, господин обер-диверсант рейха?!

* * *

У входа в здание их уже ждали адъютант Деница капитан-лейтенант Фридрих Наубе и человек, которого Скорцени уж никак не ожидал увидеть здесь, — хранитель архива «Аненэрбе» Ридэ[27]. Одет был этот хранитель вечности все так же небрежно, как и во время их предыдущей встречи, — в какую-то полувоенную одежду, без каких-либо знаков различия. Однако на его внешний вид уже, похоже, никто внимания здесь не обращал. Как и на бесцеремонность его поведения.

Увидев Скорцени, аненэрбист тут же, не церемонясь, взял его под локоть, вошел вместе с ним в вестибюль замка раньше гросс-адмирала и доверительно сообщил:

— Там, у меня в сейфе начальника отделения «СД-Нордберг»[28], есть нечто такое, что заставит вас совершенно по-иному взглянуть на историю нашей цивилизации.

— Фауст-патрон, изобретенный неандертальцами?

— Равносильно этому, — ничуть не смутился Ридэ. — Почти равносильно.

А спустя несколько минут они сидели за круглым, работы мастера времен рыцарей короля Артура, богато инкрустированным столом, на котором лежали копии каких-то старинных карт. На той, что покоилась сверху, выпускнику Венского университета и бывшему управляющему одной из венских строительных фирм Отто Скорцени сразу же бросились в глаза странные очертания какого-то огромного острова или континента, немного напоминающего Антарктиду.

— Да-да, это древняя карта Антарктиды, — взволнованно подтвердил хранитель тайн «Аненэрбе», — которая еще в 1513 году была составлена турецким адмиралом и исследователем морских берегов Пири Рейсом. Копию ее посчастливилось сделать одному из наших агентов в Турции, что стоило нам немалых денег. Зато это не какая-то там копия копии. То, что вы держите сейчас в своих руках, — фотокопировано, как утверждают, с карты, начерченной самим адмиралом Рейсом.

— Карта XVI века? Но ведь Антарктида, насколько я помню, была открыта значительно позже. Уж не помню, когда именно, однако…

— Я уточнял: ее открыли более трех столетий спустя после появления этой турецкой карты, а точнее — в 1818 году.

— Но уже один этот факт способен взорвать всю историю нынешней цивилизации!

— Способен, да только не взорвал.

— Почему? Не поверили в подлинность?

— Пытались не поверить, но из этого ничего не вышло. Тогда наша профессура решила игнорировать этот факт: мол, не переписывать же из-за какой-то там, невесть откуда появившейся, карты всю мировую историю! Карту, напоминаю, нашли в конце двадцатых годов нынешнего столетия, но сделали вид, будто ничего не произошло. И в этом еще одна загадка нашей цивилизации!

— Еще одна из ее подлостей, — уточнил Скорцени.

— Именно это я и подразумевал. Кстати, адмирал Рейс известен еще и как автор пособия для лоцманов — своеобразного морского атласа «Китаби Бахрие», в котором описаны заливы, порты, острова, течения и всевозможные банки в Эгейском и Средиземном морях. Согласитесь, что автору такого колоссального по тем временам труда, работу над которым Пири Рейс завершил еще в 1528 году, можно доверять.

— Проникаюсь уважением к нашему турецкому адмиралу. Что дальше?

— В одном из боев матросы Пири Рейса захватили в плен какого-то опытного моряка, то ли генуэзца, то ли португальца, который, спасаясь от виселицы, попросил свести его с адмиралом. В разговоре тет-а-тет он поведал Пири Рейсу, что ходил лоцманом-рулевым на одном из кораблей Колумба и своими глазами видел карту, которой пользовался этот мореплаватель.

— Услышав это, адмирал-картограф завистливо вздрогнул.