на него свечку, проверила работоспособность зажигалки. « Теперь, дочка, у нас и свет будет, пусть и не яркий. Зажжем его, как совсем стемнеет, а пока посмотрим в окошко, – говорила она вслух. – Не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, что нашего папу прессуют. Прессуют свои же, но чужими руками. Что-то должно произойти не без ведома, а может, и по замыслу руководства. Что-то нестандартное, что-то, что заставило прибегнуть к похищению, которое исключит срыв. Что же ты, братец Санька, накопал или надумал такого, что только страх за нас может это пресечь? Чем это все закончится для нас всех?» С наступлением темноты, Диана зажгла свечу, посадила дочь на кровать и достала из ее сумки «походные» игрушки. Они всегда находились там, вместе со сменной одеждой по сезону, влажными салфетками, двумя пеленками и памперсами. Открыла свою сумку и убедилась, что все осталось на своих местах, включая деньги. Испортили только смартфон. Наведя ревизию, она почувствовала приступ голода. Страх перед предстоящей ночью, сменился именно этим чувством. Лера сидела на кровати, то складывая свое добро в свою же сумку, то доставая. Диану пронзило словно током. Она вдруг обратила внимание на то, что Лера делает все молча. Она за весь день ни разу не заплакала, но и не лепетала. Это было для нее так неестественно. «Лера, зайка, не пугай маму. Ты чего сегодня такая тихая? Давай мы с тобой, солнышко, песенку споем или позови меня громко. Как Лера умеет громко кричать? А как Лера плачет? – просила она дочь, начиная петь детские песни. Лера надула губы и заплакала. Причем заплакала по-настоящему со слезами. Она взяла девочку на руки, потрогала ее лоб губами. Лобик был обычной температуры. – Потерпи, девочка моя. Мама с тобой. Нам с тобой до рассвета продержаться, а при свете, мы что-нибудь придумаем». Лера постепенно успокоилась и уснула, а саму Диану начала бить дрожь. Уложив дочь на кровать, укрыла ее своим пиджаком, поставила рядом табурет, сняв с него свечу и прошла в кухню. Она стояла у окна и курила, сигарета в пачке была всего одна. Скомкав ее, туша окурок, она всунула все это в бутылку от йогурта, а зажигалку положила в карман брюк. Съела несколько печений, запивая их водой, и вернулась в комнату. Свеча оплавилась и, оставив после себя приличный огарок, потухла. «Еще час, полтора и наступит рассвет, – успела подумать она, когда дверь бесшумно открылась, и она увидала свет фонариков. Дочь захныкала, Диана взяла ее на руки, прикрыв пиджаком, и плотнее прижала ее к себе. – Мы здесь одни, – сказала она негромко, понимая, что пришла помощь. В свете фонариков она увидела мужа, который протянул к ней руки, чтобы забрать дочь.

– Уйди, я сама, – сказала Диана, поднимаясь с кровати. – Собери вещи и возьми сумки.

Она спускалась по лестнице, в лучах фонарей, светящих ей под ноги. У дома стояла машина скорой помощи и автобус ОМОНа. Доктор помог ей подняться в салон и спросил:

– Что-нибудь беспокоит?

– Я в порядке, а вот дочь полдня и ночь ведет себя подозрительно тихо. Меня это пугает. Она все время была у меня на виду.

– Поехали в больницу, возьмем кровь, сделаем анализы. Так будет спокойнее и вам, и нам.

– Диана, когда они ушли? – спросил Александр.

– Тебя только это интересует? Двое ушли днем, третий, собирался, как стемнеет. Но я не слышала, когда он уходил, мы спали. Нам надо сейчас ехать. Если понадоблюсь, звони после обеда, я подъеду в отдел, – сказала она и слезы сами покатились из глаз.

– Успокойтесь, все закончилось, – сказал врач скорой помощи. – Хотите, я сделаю Вам укол или дам таблетку.

– Давайте, но с условием, что я буду в здравом уме и при памяти. На мне дочь, – ответила она, продолжая плакать.

Домой Диана с дочерью попали только в восемь утра, но уже своим ходом, забрав машину со стоянки. Анализы оказались нормальными. Присутствия посторонних веществ в крови девочки не обнаружили. Леру даже накормили, принеся завтрак из детского отделения. Попав в свою квартиру, дочь сразу стала прежней. Приняв ванну, она еще раз с аппетитом поела и занялась своими игрушками. Все это время глаза Дианы были на мокром месте. Таблетка, предложенная доктором скорой, своей роли не сыграла. Александр приехал в десять утра.

– Как Лера? Как сама? – спросил он, стараясь не встречаться взглядом с женой.

– Нормально. Ты надолго? Задержись, побудь с Лерой, я приму душ, – говорила Диана, снимая передник, под которым все еще была одежда «пленницы». Она вышла минут через десять, сразу прошла на кухню и закурила. – Я ни о чем не буду тебя спрашивать, кроме одного: у тебя неприятности?

– Рабочие моменты. Ты не хочешь поговорить с психологом?

– О чем? Со мной просто поговорили, привезли то, что я просила для Леры и, молча, охраняли. Зачем мне психолог? У меня нет ни телесных травм, ни душевных. Да я волновалась, боялась, но панического страха не было. Меня просили вести себя тихо, я так и делала.

– Кого из этих людей ты знаешь? – спросил муж, показывая ей фотографии живых и не очень людей.

– Вот этого. Он один из похитителей, – сказала она, хотя узнала и Макса и «старшего». – Они были в масках. Этот снял свою от досады. Старший запретил меня трогать и увел его с собой. Чего они хотели?

– Они сделали то, что хотели. Убрали главных фигурантов по делу на выводке. Я знал, что так и будет, но я не думал, что они не отступят от задуманного и поступят таким образом.

– Нас похитили, чтобы выводка не сорвалась?

– Да. Если ты в порядке, я пойду. Буду поздно. Справишься? – спросил он, целуя ее в щеку. – Ты подъедешь в отделение часа в три?

– Приеду. Удачи, – ответила она и отметила для себя, что Саша, сутки не видевший жену, не обнял ее, не утешил, не сказал ничего, чтобы подбодрить. – Ты справишься с проблемами, а я подожду, – сказала она вслух.

Собрав Валерию, проснувшуюся после дневного сна, Диана поехала в отделение. Сняв с нее показания, пригласили на опознание. Она помнила разговор в квартире и знала, как бы она сейчас не поступила, для ее Саши это ничего не изменит. Все давно решили на верху, а она должна подумать о семье. Она не опознала людей, которых видела сутки назад, сказав, что они была в балаклавах. Она не узнала их по голосам, придумав совсем маленькие дефекты речи. Она не слышала разговоров о цели похищения, но при этом не