— Вы могли меня не в четыре утра пойти искать, а хоть чуть-чуть пораньше? Это же пипец! — возмущение обращено к “подругам”, сидящим троицей на краю ванны и сонно смотрящим в пол.

— Ау! Барышни? — машу руками перед их похмельными моськами. Мама морщится, словно каждый звук причиняет дикое неудобство.

— Не парься! — качает головой и тщетно пытается немного пошире открыть глаза, только вместо этого выходит лишь запрокинуть голову. Глядит на меня сквозь узкие щёлочки между тяжёлыми ресницами, и явно не понимает, о чём речь. — Накрутим твой калтун…

Да?

— Угу, — вздыхает Роня, успевашая прикорнуть на плече Ники.

— ПОДЪЁМ! — шиплю на них, и получаю хоть что-то.

Три ведьмы встают с насиженной жердочки и плетуться к раковине, чтобы умыться.

Результат: волосы накрутила, чтобы скрыть помятый вид. Лицо пришлось накрасить, чтобы скрыть мешки под глазами. Тело была вынуждена принарядить, чтобы оправдать макияж и причёску.

В итоге из дома вышла королевой! А самое шикарное… маман дала ключи от своей “крошки”, чтобы уж совсем по-царски ворваться в ВУЗ.

И это всё было ой, как не зря…

Валикова караулит на крыльце… Рядышком лыбится Иванова.

— Ой, у меня дело, — Роня сбегает мгновенно, едва выходит из машины. И причина очевидна: две блондинистые макушки, а с недавних пор у неё выработалась аллергия на блондинок. Ника превращается в гневного диктатора. Мне не остаётся ничего, как идти следом с самой, на какую была способна в данный момент, уверенной миной.

— Привет, — белоснежная улыбка от Ники.

— Привет, — ослепительно лыбится Иванова.

— Как дела? — ещё шире — Никич.

— Хорошо, — чеширский кот в исполнении Ивановой.

— А ваши? — Иванова — сам сахар.

— Прекрасно! — Ника сахара слаще.

— Ну пока, — чистый мёд от Ивановой.

— Пока! — Ника. это что-то.

— Между ними просто искры летят, — не до конца понимая кому, шепчу в пространство, а отвечает мне Валикова:

— Не то слово. Как герои мелодрамы, которые сначала ненавидят.

—. А потом женятся, — киваю я.

— Идём, Вера! — непривычно высоким, громким голосом велит мне Ника и тянет за собой, а я всё ещё впечатлённая встречей антиподруг, зачем-то машу рукой Валиковой, которая делает в ответ тоже самое.

— Ну, Ника, ты и мо-ощь! — вздыхаю, оказавшись на безопасном расстоянии от этой искрящейся яростью битвы.

Ловлю собственное отражение в оконном стекле и быстро поправляю укладку.

Ладушки, хороша, не поспоришь!

— Не то слово, детка! Пошли на историю, надо Роню ещё найти! У неё. публичная пересдача! Вот там-то ты под шумок к Аполлонову и подсядешь! — Ника не выходит из роли генеральши, а я еле сдерживаю смех.

В общем и целом, план у меня уже готов, но после “прилюдии” с Ивановой, властной натуре Ники нужна разрядка… так что пусть командует. Попадись под горячую руку Весёлкиной сейчас армия, она бы сходила Польшу взяла.

К слову о Польше…

Строчу Роне СМСки, чтобы отыскать несчастную, но в ответ тишина. Пришибленный зверёк, в которого превратилась наша неунывающая интриганка, в дни, когда по расписанию “История”, просто сама на себя не похожа.

В лекционной Ника тут же занимает свободное место рядом с дрожащей Роней, которую и искать не пришлось, а я тяжко вздохнув, под очумевший взгляд Валиковой, оседаю рядом с Аполлоновым.

— Моё место, — шипит моя, только что бывшая подругой по несчастью, врагиня.

— Прости, но хочу быть поближе к подруге, да и моё место занято, — жму плечами и делаю вид, что всё нормально.

— Э-м-м, — воет Валикова, но всё решает Егор Иванович.

— Альбина, не мучьте ни себя, ни меня, ни народ! Идите на последнюю парту и лягте, поспите. Сон полезен для растущего организма не обременённого важными делами.

— Важ. — блеет было Валикова, но с Егором Ивановичем спорить, прям как с Никой. или с танком. Или пулемётом..

Бесполезно одним словом.

— Ну же, Альбина! Идите уже с глаз моих, сегодня звёздный час великой танцовщицы Соболевой! — на губах Егора Ивановича злобная усмешка, а Роня сползает под парту. правда, в моём воображении.

На деле — сидит, сжав тетрадку, и дрожит, отчаянно бледнея, а это сложно. Роня всегда бледная! От природы! А тут — хладный труп, не меньше.

За последнюю неделю бедолага то расцветала, но на глазах сдувалась, и сегодняшнее её состояние — пик эмоциональных качель.

Роня встаёт и, дрожа как лист на ветру, идёт к доске.

— Мне кажется, она не выдержит, — шепчет на ухо Великий. Я киваю.

— В чём причина интима? — сменяет быстро тему и улыбается так невинно многозначительно, что опешиваю. — Я бы подумал, что ты в меня влюбилась, — щекотливая пауза, за которую успеваю и поорать на Великого и оправдаться сотней разных реплик, и даже послать, но её первым нарушает Саша: — Но думаю, дело в не любви, а фильме? Ты же за этим сюда села? — хлоп-хлоп ресничками, и взгляд такой выжидательный.

М-м, какой проницательный! И сколько самомнения…

— Если мне не изменяет память, это ты меня пригласил, — нахожусь с колючкой. — Или это новая мода, приглашать, а потом переводить стрелки?

— Я думал у нас обоюдная симпатия, — как-то он больно откровенен. Может ошиблась насчёт его ориентации. Нужно бы спросить. Прям в лоб, чтобы потом не было казуса и нелепых заминок. Но сначала пару бокальчиков красной сухой сыворотки правды…

— Конечно обоюдная, — дружески подталкиваю его плечо своим.

— Тогда кино в силе?

— Ага.

— Сегодня?

— Почему бы и нет! — отвечаю быстро, тихо, чтобы не отвлекать Роню. Не ожидала от неё такого напряжения, потому рассчитывала на приятную приватную беседу. — После репетиции?

— Замётано!

И мы отодвигаемся друг от друга, только я всё равно чувствую его дурацкий запах. Сегодня это что-то более приятное, хоть и весьма яркое. Пахнет не то скошенной травой, не то дождём… уже лучше. Сижу и всем телом настраиваюсь на его “волны”, чтобы как — то “вдохновиться” и забыть хоть на один вечер Вампира, но атмосфера в лекционной отвлекает.

Иванова, почему-то всхлипывает, на два ряда выше нас с Сашей. Великий косится на гневную Валикову. Валикова что-то шипит в свободные уши Нинки. Нинка молчит, ей страшно, потому что на них в свою очередь косится Ника. Ника то косится, то жестикулирует что-то Роне. Роня качается, вздыхает и. падает в нервный обморок.

Прямо на руки историку!

Егор Иванович отправляет нас всех с пары и говорит, что мы все олухи и неучи.